Фантастика и Детективы, 2014 № 09 (21) - [9]

Он никуда не торопился, однако камень за камнем занимал своё место в стене часовни. Здание получалось тесное, неказистое, но Джон очень хотел, чтобы после него осталось что-то кроме смерти. Пусть никто не узнает про это, пусть никто не свяжет строение с проклятым именем, пусть даже никто не сможет сделать этого, но пусть оно будет.

Теперь у майора был карьер. Русло высохшего ручья в миле от дома. Когда-то давно, при отступлении ледника, на его месте была бурная речка, притащившая сюда множество каменных осколков. Сейчас майор тащил волокушу с очередным булыжником и повторял про себя ужасные русские глаголы. Русский оказался лучшим средством против голосов.

Громкий звук прервал урок. Он был забыт, невозможен, непривычен! Человеческий крик! Джон поверил в него, лишь увидев человека, сидящего невдалеке на корточках возле буро-красной туши, от которой остро несло зверем.

Женщина! Волосы собраны в хвост на затылке, в холщёвых штанах и широкой рубахе, в вырезе которой колышется тяжёлая грудь. Босая, в руках длинный нож, к поясу приторочен ворох свежих шкурок.

– Гхм, – вытолкнул он пересохшим горлом, и она услышала. Рука её метнулась вбок, и вот уже наконечник стрелы направлен ему прямо в грудь. Привычное, машинальное действие, застыло тревожно лицо… Спустя секунду мозг осознал увиденное, и женщина осела в траву, лицо разгладилось, и она зарыдала!

– Как ты плачешь? – медленно спросил Джон, подбирая слова.

– Как? – женщина улыбнулась, и Карсон увидел, что она совсем молода.

– Э… зачем?

– От радости. Ой! – она показала на тушу. – Хозяйка, нужно торопиться!

Они разделали зверя, погрузили мясо на волокушу, и пошли рядом.

– Меня зовут Мария, – сказала девушка чуть погодя.

– Ян, – ответил Карсон. – Идти ко мне, рядом дом.

Мария промолчала.

У егерского дома Ян быстро разжёг очаг, и Мария пекла на углях требуху, а Ян наладил коптильню. За заботами быстро стемнело. При свете костра они ели горячую, истекающую соком печень, и Мария внезапно захохотала.

– Как, зачем ты смеёшься?

– Почему. Хозяйка охотилась на тебя, хотела съесть, а теперь её едим мы!

Яну стало неуютно, ведь без этой девушки он был бы уже мёртв, съеденный настоящим русским медведем. Но не подал вида, и тоже засмеялся, а потом погладил кошачьи шкурки, висевшие на её поясе:

– Хочешь видеть настоящий тигровый шкура?

Взял Марию за руку и увёл в дом.

Мария сидела на берегу ручья. За её спиной стоял ветхий домик, а в нём спал сильный мужчина. Как хотелось родить ему пять, а лучше десять сыновей! Разделить с другими женщинами, но знать, что он всегда вернётся к ней и детям!

Зачем он сохранил эту карточку с надписью на чужом языке? Зачем она прочитала её и поняла? Ян изменился, но это он – Джон Карсон. Казнить убийцу рода человеческого – её долг?

Карточка вспыхнула легко и сгорела быстро. Нож так удобно лежит в руке… Её долг.

Потом пришёл Ян и молча сел рядом.

Закоренелый

Юлия Зонис

4 ноября 1977 г

Семенов не хотел быть рыбой. Юлия Зонис Не хотел и не хотел. Не то чтобы он имел что-то против рыб. В доводную-то эпоху, до приплыва Добрых Братьев по Жабрам, рыб Семенов любил. Особенно жирного леща, да под пивасик. Был такой вот пивасик, в больших граненых кружках. Стоишь себе у ларька, пену сдуваешь, тут же и лещик. Можно и водочки под это дело тяпнуть. Карпа Семенов не любил, что правда, то правда.

Карп – рыба костистая, коварная. Недоглядишь, так кость в нёбо так и вопьется. Карпа готовила жена Семенова. Запекала в духовке, набив всякой зеленью. Зелень Семенов не любил и карпа не любил, да и жену-то… Впрочем, с женой особый вопрос. Жену Добрые Братья по Жабрам увели в первые же месяцы, и булькнуть Семенов не успел. Тогда еще телевизор работал, и круглый день ролики крутили: вот, мол, сейчас вы ходите по земле, дышите грязным воздухом, скученные все, в городах сидите, природы не видите, кожа у вас в морщинах и угрях, голова лысеет, и дети больные родятся. А если пойдете к Добрым Братьям, так кожа вмиг разгладится, волосы заблестят, как шелковые, воздух сквозь жабры чистый пойдет, сплошная радость, и икра будет здоровая, прям как у лосося какого-нибудь.

Жену в последний раз Семенов видел года два назад. Обругала она супруга за несъеденного карпа, сковородками, по обыкновению, пошвырялась и прочь вышла, дверью хлопнула. А то, что сидело на скале и чесало золотую гриву, и пело зазывным голосом, и хвостом потряхивало – хвост крупный, в перламутровой чешуе навроде пуговиц, жена у Семенова и раньше в теле была – так то не жена. Наваждение одно. Вроде рекламных роликов от Добрых Братьев.

Сосед, Петрович, пока еще сам в воду не ушел, очень на эту новую жену заглядывался. Бывало, выйдет на бережок, где раньше причал был деревянный и пацаны рыбу удили – теперь-то ни-ни, ни причала, ни пацанов, а о рыбалке-то при Братьях и вовсе подумать негуманно – так вот, выйдет, присядет в камышах и на жену Семенова любуется. А та на скале сидит, вихры золотые чешет. Семенов-то не дурак был и понимал, что это все иллюзия и сплошной обман зрения, потому что откуда в их бывшем пруду скала? Пусть пруд сейчас и разросся до размеров Мирового Океана. И совсем бы всю землю покрыл, да затыка приключилась в Семенове. Ну и отчасти в Братьях. Братья – они гуманные, хотя и ни разу не гуманоиды. «Семенов, – говорят, то есть щелкают по своему эхолото-радару, – мы тебя насильно в воду не гоним. Живи на суше. Только глупый ты человек, Семенов. Посмотри: и жена твоя в воду ушла, вон у нее бока теперь какие и сиськи торчком стоят. И Петрович в воду ушел, хвостом бьет, с женой твоей крутит, молоки копит. И Москва в воду ушла. И Статуя Свободы. И даже Эльбрус и Казбек в воду ушли, Семенов, только ты, как дохлый карп, на берегу торчишь и жабрами щелкаешь».