Фантастика и Детективы, 2012 № 02 - [24]

Оставалось только одно решение. Он все время отказывался признать его неизбежность, но выбора больше не было. Он поднял голову.

— Ладно, Эби, — вздохнул он, — я женюсь на тебе. — Слова повисли в воздухе. Мэт ждал со страхом, смешанным с надеждой. Неужели в ней не осталось ничего, кроме жажды мщения?

Но Эби внезапно оказалась у него на руках, одетая в свое ужасное голубое платье, но очень красивая. Ее руки обвились вокруг его шеи.

— Правда, мистер Райт? — прошептала она. — Вы не шутите?

Боже мой! Вездесущая, всемогущая жена, страшная в гневе или разочаровании. Не было человека, подумал он, от которого требовали бы большей жертвы. Он вздохнул.

— Я женюсь на тебе. Да поможет мне бог! — И он поцеловал ее.

Самое странное, что новоявленный жених, Мэттью Райт, был счастлив.

Куда счастливее, чем заслуживал. Но гораздо важнее было другое.

Невеста была счастлива.

Поток-богатырь А. К. Толстой

^{Толстой Алексей Константинович}

(1817–1875 г) — известный поэт и драматург.

~

У Владимира Солнышка праздник идет,

Пированье идет, ликованье,

С молодицами гридни ведут хоровод,

Гуслей звон и кимвалов бряцанье.

Молодицы что светлые звезды горят,

И под топот подошв, и под песенный лад,

Изгибался, ходят красиво,

Молодцы выступают на диво.

Но Поток-богатырь всех других превзошел

Взглянет-искрами словно обмечет:

Повернется направо-что сизый орел,

Повернется налево — что кречет;

Подвигается мерно и взад и вперед,

То притопнет ногою, то шапкой махнет,

То вдруг станет, тряхнувши кудрями,

Пожимает на месте плечами.

И дивится Владимир на стройную стать,

И дивится на светлое око:

«Никому, — говорит, — на Руси не плясать

Супротив молодого Потока!»

Но уж поздно, встает со княгинею князь,

На три стороны в пояс гостям поклонясь,

Всем желает довольным остаться —

Это значит: пора расставаться.

И с поклонами гости уходят домой,

И Владимир княгиню уводит,

Лишь один остается Поток молодой,

Подбочася, по-прежнему ходит,

То притопнет ногою, то шапкой махнет,

Не заметил он, как отошел хоровод,

Не слыхал он Владимира ласку,

Продолжает по-прежнему пляску.

Сквозь царьградские окна в хоромную сень

Смотрят светлые звезды, дивяся,

Как по белым стенам богатырская тень

Ходит взад и вперед, подбочася.

Перед самой зарей утомился Поток,

Под собой уже резвых не чувствует ног,

На мостницы как сноп упадает,

На полтысячи лет засыпает.

Пробудился Поток на Москве на реке,

Пред собой видит терем дубовый;

Под узорным окном, в закутно́м цветнике,

Распускается розан махровый;

Полюбился Потоку красивый цветок,

И понюхать его норовится Поток,

Как в окне показалась царевна,

На Потока накинулась гневно:

«Шеромыжник, болван, неученый холоп!

Чтоб тебя в турий рог искривило!

Поросенок, теленок, свинья, эфиоп,

Чертов сын, неумытое рыло!

Кабы только не этот мой девичий стыд,

Что иного словца мне сказать не велит,

Я тебя, прощелыгу, нахала,

И не так бы еще обругала!»

Испугался Поток, не на шутку струхнул:

«Поскорей унести бы мне ноги!»

Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,

Гонит палками встречных с дороги;

Едет царь на коне, в зипуне из парчи,

А кругом с топорами идут палачи, —

Его милость сбираются тешить,

Там кого-то рубить или вешать.

И во гневе за меч ухватился Поток:

«Что за хан на Руси своеволит?»

Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог,

То отец наш казнить нас изволит!»

И на улице, сколько там было толпы,

Воеводы, бояре, монахи, попы,

Мужики, старики и старухи —

Все пред ним повалились на брюхи.

Удивляется притче Поток молодой:

«Если князь он, иль царь напоследок,

Что ж метут они землю пред ним бородой?

Мы честили князей, но не эдак!

Да и полно, уж вправду ли я на Руси?

От земного нас бога господь упаси!

Нам Писанием ведено строго

Признавать лишь небесного бога!»

И пытает у встречного он молодца:

«Где здесь, дядя, сбирается вече?»

Но на том от испугу не видно лица:

«Чур меня, — говорит, — человече!»

И пустился бежать от Потока бегом;

У того ж голова заходила кругом,

Он на землю как сноп упадает,

Лет на триста еще засыпает.

Пробудился Поток на другой на реке,

На какой? не припомнит преданье.

Погуляв себе взад и вперед в холодке,

Входит он во просторное зданье,

Видит: судьи сидят, и торжественно тут

Над преступником гласный свершается суд.

Несомненны и тяжки улики,

Преступленья ж довольно велики:

Он отца отравил, пару теток убил,

Взял подлогом чужое именье

Да двух братьев и трех дочерей задушил —

Ожидают присяжных решенья.

И присяжные входят с довольным лицом:

«Хоть убил, — говорят, — не виновен ни в чем!»

Тут платками им слева и справа

Машут барыни с криками: браво!

И промолвил Поток: «Со присяжными суд

Был обычен и нашему миру,

Но когда бы такой подвернулся нам шут,

В триста кун заплатил бы он виру!»

А соседи, косясь на него, говорят:

«Вишь, какой затесался сюда ретроград!

Отсталой он, то видно по платью,

Притеснять хочет меньшую братью!»

Но Поток из их слов ничего не поймет,

И в другое он здание входит;

Там какой-то аптекарь, не то патриот,

Пред толпою ученье проводит:

Что, мол, нету души, а одна только плоть

И что если и впрямь существует господь,

То он только есть вид кислорода,

Вся же суть в безначалье народа.

И, увидя Потока, к нему свысока

Патриот обратился сурово:

«Говори, уважаешь ли ты мужика?»

Но Поток вопрошает: «Какого?»