Фантастическое путешествие II. Место назначения — мозг - [8]

— Американцы не станут верить советским бредням о соотечественнике-ученом.

— О, Альберт! Они непременно поверят. После того, как мы вас отпустим и объясним что к чему, это обязательно появится во всех американских газетах. Они будут заполнены статьями о вас. У вас же самая предприимчивая пресса в свободном мире. Вы же так любите повторять, что они живут по своим собственным законам. Они так собой гордятся и никогда не упустят момента покрасоваться перед нашей более консервативной прессой. О, они так раздуют эту историю: «Американский жулик надул тупых русских»! Я уже вижу, как ваши газеты пестрят этими заголовками. А ведь, Альберт, вы можете заработать хорошие деньги, читая лекции на эту тему. Допустим, такие: «Как я уделал этих сопляков». Потом вы перескажете эти нелепицы, в которых пытались нас убедить, пока вас самих не раскусили. И публика будет смеяться до припадков, до исступления...

Моррисон проговорил полушепотом:

— Наталья, почему вы хотите сделать подобное со мной?

— Я? Разве это я? Вы сами добиваетесь этого. Вы хотите уехать домой. Поскольку нам не удалось убедить вас поверить в минимизацию, нам ничего не остается, как согласиться на ваш отъезд. Ну, а за этим логически следуют все те шаги, которые мы вынуждены будем предпринять.

— Я не могу вернуться домой на таких условиях. Я — не самоубийца.

— А кого это волнует, Альберт? Равнодушную к вам жену? Ваших детей, которые не хотят больше знать отца и могут даже поменять свою фамилию? Ваш университет, из которого вас выгнали? Ваших коллег, которые потешались над вами? Ваше правительство, которое забыло о вас думать? Наберитесь мужества и признайте, что никому до вас нет дела. Сначала всеобщий хохот страны, а через некоторое время вас оставят в покое и забудут навсегда. А когда вы умрете, вам не напишут некролога. Разве что какая-нибудь заштатная газетенка вытащит напоследок этот старый анекдот, как последний плевок на вашу могилу.

Моррисон покачал головой и произнес тихо:

— Я не могу поехать домой.

— Но вам придется. Мы не можем оставить вас, коль вы не хотите нам помочь.

— Но я не могу вернуться домой на ваших условиях.

— А что, у вас есть выбор?

Моррисон взглянул на женщину, смотревшую на него с таким участием.

— Наверное, есть, — прошептал он.

Баранова долго смотрела ему в глаза:

— Боюсь ошибиться, Альберт. Выскажитесь более ясно.

— У меня два пути, не правда ли? Согласиться на минимизацию или на крах собственной жизни.

Баранова вытянула губы:

— Ну зачем же такие крайности? Я бы выразила это по-другому. Или вы еще до обеда соглашаетесь помочь нам, или в два часа дня вас доставляют на борт самолета, вылетающего в США. Что скажете? Сейчас почти одиннадцать. У вас есть час на размышления.

— Зачем? Что может изменить этот час? Я пойду на минимизацию.

— Мы пойдем на минимизацию. Вы будете не один.

Баранова нажала какую-то кнопку в столе. Вошел Дежнев.

— Ну что, Альберт? Судя по твоему унылому виду, сдается мне, ты согласился помочь нам.

Баранова остановила его:

— Обойдемся без твоих комментариев. Альберт поможет нам, и мы будем ему за это благодарны. Он принял решение добровольно.

— Кто в этом сомневается, — заметил Дежнев. — Как ты достала его. не знаю, но я ни минуты не сомневался, что у тебя получится. Должен и тебя поздравить, Альберт. На этот раз она потратила больше времени, чем обычно.

Моррисон смотрел на них пустыми глазами. У него было такое чувство, будто он проглотил целиком сосульку, но она не таяла внутри, а, наоборот, замораживала внутренности. Его всего колотило.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ КОРАБЛЬ

«Путешествие не сулит никаких опасностей тому, кто машет платком с берега».

Дежнев Старший

27.

Хотя во время обеда Моррисон пребывал в каком-то оцепенении, но уже ощутил, что давление на него прекратилось. Он не слышал больше действовавших на психику голосов, энергичных объяснений и доводов, не замечал навязчивых улыбок и склоненных к нему голов.

Они ясно и деловито дали ему понять, что он не покинет больше Грот до окончания эксперимента. А бежать из Грота было практически невозможно.

Время от времени он ловил себя на одной мысли: «Я действительно согласился на минимизацию!»

Они отвели его в предоставленную ему в Гроте комнату, где он мог просматривать через стереоскоп книги-фильмы, даже на английском языке. Видимо, чтобы какое-то время он мог ощутить близость дома. Он сидел с закрепленным на глазах стереоскопом. Пленка все шла и шла, но мысли его были заняты совершенно другим.

Он действительно согласился на минимизацию!

Ему сказали, что он может заниматься чем угодно, пока за ним не придут. Он может делать все, что захочет, кроме ухода из Грота. Повсюду расхаживали охранники. Чувство страха, как отметил про себя Моррисон, понемногу исчезало. Это, видимо, следствие его отрешенности от всего окружающего и присутствия всего одной мысли, которая уже начинает терять свой смысл. Он действительно согласился на минимизацию! Чем дольше, подобно стуку хронометра, слова звучали в его голове, тем безразличнее становился их смысл. И на его месте образовывался вакуум. Как-то отстраненно до него дошло, что кто-то открыл дверь комнаты. Этот кто-то, подумал он безразлично, пришел за ним. Сняв стереоскоп, он равнодушно поднял глаза. На какую-то секунду в них вспыхнула слабая искра интереса.