Фантастические приключения - [2]

– Здравствуй, Барух, заходите! – сказал он. Бартоломео Перес и его домочадцы вошли и присели на деревянную лавку, на которой обычно дожидались исполнения срочного заказа клиенты.

– Ко мне приходили и сказали, что завтра меня заберут, – начал Бартоломео Перес, – я не буду утомлять тебя подробностями, но, зная твою честность и порядочность, прошу об одном – мой младший сын Пини тяжело болен и не вынесет долгого пути…

Тут послышались тихие всхлипывания. Это плакала женщина с ребёнком на руках, несчастная жена Переса.

– Хорошо, – просто сказал Хосе Здоровяк, – я могу тебе помочь ещё чем-то?

– Мы едем очень сложным путем, в конце концов, я надеюсь добраться до Антверпена, – ответил ювелир. Он достал несколько туго набитых мешочков и положил перед кузнецом.

– Я не хочу быть неблагодарным, Иосиф, – произнёс он, – мы виноваты перед тобой. Передай жене, что мы глубоко сожалеем. Среди христиан тоже есть хорошие люди.

– Не надо денег, – сказал кузнец, – для маленького птенчика в гнезде еда найдется.

– Нет, надо на лечение и содержание, – вздохнул Перес, – кто знает, увидимся ли мы ещё. Может быть, весь этот ужас скоро кончится, и мы вернёмся. Я люблю Севилью…

– Ты же умный человек, – ответил на это Хосе.

Мужчины молча обнялись. Жена ювелира со слезами на глазах отдала малыша, и они покинули дом кузнеца.

Со второго этажа в длинной белой сорочке спустилась жена Хосе Руфина. Всё это время она простояла в темноте, слушая мужской разговор. Руфина подошла и взяла у мужа спящего ребенка.

– У него жар, сейчас я покажу его маме, – озабоченно заметила она, приложившись губами к лобику мальчика, – лечение нужно начать как можно скорее.

– Он извинился, – сказал Хосе, ласково проводя рукой по распущенным белокурым волосам жены.

– Но ведь ты женился на христианке и принял чужую веру, – покачала головой женщина, – трудно за это осуждать!

Она с ребёнком на руках подошла к очагу и, обернувшись, добавила:

– Твоя община поступила плохо, жестоко и несправедливо. Но они же не убили тебя за отступничество. Я помолюсь святым Юсте и Руфине о здравии приёмыша. Говорят, гончарная лавка их отца когда-то находилась здесь, в Триане. Я уверена, великомученицы попросят Божьей милости для своих соседей!

– А добрые христиане нас с тобой только терпят, – грустно засмеялся Хосе, – ну ничего, придумаем что-нибудь!

Прошло почти двадцать лет. Хосе и Руфина с тремя детьми перебрались в Южную Италию, а оттуда – в благословенную Венецию. Удача сопутствовала семье во всех делах. Чужеземные языки давались им с необыкновенной лёгкостью. Казалось, добрый поступок, совершённый когда-то, озаряет их жизнь путеводной звездой. Хосе, известный в Венеции как Джузеппе Фаббри, уже не мог выполнять тяжёлую работу, и сыновья Хуан и Педро-приёмыш, звавшиеся на итальянский манер Джованни и Пьетро, помогали ему в кузнице. Они обзавелись собственными семьями, но по-прежнему нежно заботились о родителях. Дочка, самая старшая, вышла замуж за состоятельного купца и родила двоих детей. И именно ради младшего её ребёнка, одним промозглым зимним вечером, братья Фаббри переплыли канал на лодке, вошли в еврейское гетто и постучались в дом одного из лучших врачей Венеции.

– Четыре месяца? Какие симптомы? Что давали? – спросил доктор, серьёзный бледный мужчина лет тридцати пяти, спешно собирая необходимые вещи в богато и со вкусом обставленной комнате, являющей неожиданный контраст с узкими тёмными улочками и невзрачными домами еврейского квартала.

Молодые люди взволнованно объяснили ситуацию. Врач покачал головой и заторопился.

Провожать его вышел седой как лунь старик в тёплом халате и домашних туфлях. Отвлекая посетителей от мрачных мыслей, он попытался их разговорить.

– Какой красивый меч, – сказал он, указывая на оружие, принадлежащее Пьетро-приёмышу. Меч находился в ножнах, но эфес и рукоятка поражали благородной красотой и изяществом чеканки.

– Его выковал мой отец Джузеппе Фаббри, – немного успокоившись, с гордостью воскликнул Пьетро, – он лёгкий и удобный. Мне предлагали за этот меч хорошие деньги, но он не продаётся!

Молодой человек вытащил оружие из ножен, и, держа за лезвие, осторожно подал старику. Крошечными яркими молниями сверкнули драгоценные камни, прочно вделанные в эфес.

– Моя огранка! – старик вдруг поднес меч к глазам и прищурился. – Я обработал так всего несколько камней. И камни эти мне знакомы.

Меч выпал из рук Бартоломео Переса. Он растерянно посмотрел на Пьетро, потом на Джованни.

– Мы искали, узнавали через знакомых, – сказал Пьетро тихо, – но в Антверпене о вас никто не слышал. А потом и нам пришлось бежать.

Хладнокровный лекарь быстро оценил обстановку. Он довёл старика до кресла и бережно усадил.

– Останься с отцом, – обратился он к Пьетро, – а мы поспешим спасать нашего племянника. Знаешь, не буду себя хвалить, но твой старший брат – почти волшебник!

Кошурочка, или Кошачья работа

Мать Кошурочки была благородного происхождения, а вот за отцом не проследили, убежала однажды кошечка. Из всех беспородных котят Кошурочка дольше всего побыла с матерью. Та часами вылизывала бело-серый пятнистый комочек, напевала колыбельные, учила понимать язык хозяев. Те приходили, умилялись, а старая хозяйка говорила напевно: «Ах, кошурочка, кошурочка». Раньше так никто ее не называл. А кличка понравилась. И теперь для всей семьи она была Кошурочка, загостившаяся кошечка.