Фантастические истории, записанные во время своих странствий Йозефом Краалем, алхимиком из Праги - [5]

тяготил Брауна, но недолго. Кризис милосердия…

Деньги, потраченные на подготовку «нищего», позволили бы неприхотливому бухгалтеру Брауну жить целый год. Гардероб у новоявленного нищего был солидным. Рабочую одежду шили лучшие портные города, на фактуру готового платья уходило больше времени, чем на кройку и шитье. За внешним обликом Брауна следили прекрасные специалисты: приехавший из Франции цирюльник и осевший в городе парикмахер испанец . Для Брауна заказывали ароматы у лучших европейских парфюмеров. Жалобные фразы, призванные возродить в гражданах чувство милосердия, сочиняли мастера литературного слога. Брауну давали уроки лучшие педагоги по актерскому ремеслу.

И вот прошествии месяца Браун оказался на паперти. Нет нужды вдаваться в особенности его работы. Скажем только, что ежедневную выручку Браун сдавал в кассу муниципалитета. Одиннадцатого числа каждого месяца ему выплачивали аванс, а двадцать шестого — получку. Повышение уровня милосердия (а это повышение в первую очередь ощущала шляпа ) неизменно вело к начислению премии. При что траты на одежду и на еду (милосердие оборачивалось и продуктами питания) были сведены к минимуму, средств хватало на вполне сносную жизнь.

Однако к нищему привыкают, он становится частью городского пейзажа, а милосердие гаснет в рутине будней. И потому Браун вынужден был менять не только паперть на рынок, а рынок на площадь перед муниципалитетом, он вынужден был менять свой облик. Команда помощников изучала особенности нищих в разных уголках мира. И экзотические варианты нищенства обеспечивали дополнительный всплеск милосердия.

Йозеф Крааль познакомился с Брауном при трагических обстоятельствах. Точнее, как пишет сам Йозеф Крааль, именно он невольно послужил их причиной. Как-то раз Йозеф Крааль подал Брауну милостыню.

выловил из шляпы свеженькую купюру и несколько мелких монет. На купюре красовался его собственный, Брауна, портрет. А на монетках — легко угадываемый профиль городского нищего. На следующее утро помчался к начальнику биржи труда.

— Почему-почему? Да потому что вы, уважаемый, наше национальное достояние, — ответил ему тот. — Одна из статей дохода в городской казне — ваши сборы. Со всего света к нам едут люди, исстрадавшиеся по проявлению милосердия. Едут, чтобы бросить пару монет в вашу шляпу. И, счастливые, отбывают обратно. Даже не заглянув в нашу прекрасную картинную галерею. Кстати, надо бы распорядиться, чтобы там выставили ваш портрет.

стоял перед начальником биржи труда.

— Мы вложили в вас солидные средства. Появилась целая отрасль по поддержанию роста милосердия в людях. И вы еще спрашиваете, почему мы чеканим ваш профиль на монетах и помещаем ваш портрет на денежных купюрах и ценных бумагах. Разве это не повод для гордости?

Может, это и было поводом для гордости, но не для маленького человека, видевшего свое счастье в . Браун бросился в воды грязной и городской речки.

Йозеф Крааль говорит, что с тех пор завелась традиция у молодоженов бросать на месте гибели в реку мелкие монетки. Традиция несуразная, но ничего не попишешь.

История герцога , фантастическая и поучительная

Когда герцог в 25 лет оставил воинскую службу, его друзья и знакомые списали это на несчастный случай: во время маневров герцог упал с коня и сломал ногу. Нога срослась как-то не так, и герцог стал заметно прихрамывать. Это не мешает кавалеристу, успокаивали герцога друзья, однако тот написал рапорт об отставке.

Впрочем, другой поступок герцога вызвал куда больше толков. И первое время никто не мог дать ему сколько-нибудь внятного объяснения. Дело в том, что через два месяца после подачи рапорта герцог, человек далеко не бедный, вдруг поступил на службу в театр. Суфлером.

Когда герцог изложил директору театра свое намерение, тот поначалу оторопел, а потом что-то промычал о невозможности. Однако герцог приказал:

— Ведите меня на место службы.

— Но как… Вы… И…

— Не стесняйтесь, — смягчился он, — я человек свойский.

Директор привел герцога в маленькую комнатенку под сценой. Посреди нее — стол, на нем ящик. Над столом — дыра в потолке. Прямо на полу вдоль стенки — кипы бумаги, страницы репертуарных пьес. В углах — паутина.

Герцог залез на стол, встал на приступку и высунулся в отверстие в потолке. С одной стороны — настил сцены: ободранная краска, царапины и бесформенное восковое пятно от свечей. С другой — изгиб декорированной ракушки, скрывавшей суфлера от зрителей.

Герцог спрыгнул со стола, стряхнул с сюртука пыль и спросил:

— Когда я смогу приступить к работе?

— Но позвольте, у нас уже есть суфлер, — попытался возразить директор.

— Так увольте, — просто ответил герцог.

Директор театра, впрочем, давно собирался избавиться от благодушного старичка-суфлера, который плохо слышал, отчего суфлировал недопустимо громким голосом.

— Вы будете мне платить столько же, сколько платили моему предшественнику, — успокоил герцог директора, испугавшегося, что ему придется ежемесячно раскошеливаться на приличную сумму.