Фантаст Джакомо Леопарди - [7]

— Ты уверен, что так и должно быть? Почему столько окончаний на us?

— Этого никто не знает.

— Зачем же тогда все это учить?

— Боже мой, Лидия, как ты отстала! Вовсе не обязательно понимать все, что учишь… важно знать научно-фантастиче­ский индекс и выразить свою индивидуальность. Лучше посо­ветуй, как ввернуть что-нибудь из теории Гольденкаца в лю­бой аргумент.

— Сначала объясни мне, что это такое.

— Гольденкац — гений преподавательской автоматики! Ко­роче говоря, он изобрел безупречный механизм, который сам разъясняет, проверяет и исправляет.

— Тогда вы станете просто никому не нужны? И уж, во вся­ком случае, тогда тебе придется сдавать экзамен по киберне­тике.

— Что?! — Эроальдо свесился со своей кушетки и посмо­трел вниз, на кушетку, где лежала жена. Лидия погрозила ему пальцем.

— Сейчас же отодвинься… Ты что, хочешь и кровать сло­мать? И, пожалуйста, ложись с краю. Знаешь, этот твой Гольденкац мне совсем не нравится. Ведь если примут его систему, министру ничего не стоит уволить всех вас или почти всех и при этом сэкономить на жалованье, слышишь? Почему ты молчишь?

— Пожалуй, ты права! И тогда министерство больше не по­шлет нас в Пайдею придумывать новые карточки и кинопо­эмы… а жаль, там вкусно кормят и такой чистый воздух! Вер­но, лучше совсем не упоминать об этом Гольденкаце…

— Вот и отлично. Ну, а теперь спи, Дино. Послезавтра тебе ехать в Рим, в почтовом поезде. А это опасно, да и дорога дальняя, целых шесть часов.

— Да еще в поезд всегда набиваются крестьяне, а на них микробы кишмя кишат. Эти невежды просто одержимы ма­нией путешествий, а то, что они разносят заразу, никого не волнует. Мы в обязательном порядке делаем дезинфекцию ежедневно, а они ее вообще никогда не делают.

— Но, может быть, в поезд пускают только после дезинфек­ции? Во всяком случае, тебе нечего бояться, поверь мне, все будет хорошо.

— Ты так думаешь? Впрочем, иногда предчувствия тебя не обманывают. Должно быть, в тебе есть дар телепатии.

— Ну, хватит, Дино, ни слова больше о конкурсе.

На другой день Эроальдо повторял все вопросы допоздна; пока жена в ярости не погасила свет. В поезде, до самого Ри­ма, он, закрыв глаза, мысленно перебирал карточки с аннота­циями. Уже в метро он напоследок проверил себя еще раз и только затем решился войти во Дворец Государственных конкурсов. Здесь его ожидала потрясающая новость: на кон­курс съехалось около двадцати тысяч соискателей, причем многие из них пожилые, седовласые педагоги; ясно, что у них благодаря большому стажу все преимущества. В огромных аудиториях на длинных столах были устано­влены аппараты с наушниками и бинокулярами, лежали ми­крофильмы, карточки. Под каждым столом стоял ящик для карточек, автоматически отмечающий время. Да, это вам не провинциальные конкурсы! Ага, сейчас подадут сигнал. Эро­альдо, стоя, ожидал негромкого звука сирены.

Начали! Первый микрофильм и первая карточка: простей­ший вопрос о латинских склонениях. Лидия принесла мне сча­стье; должно быть, она и в самом деле телепатка. Эроальдо не пришлось особенно напрягать ум. Обработав карточку, он опустил ее в ящик и перешел ко второму вопросу. Все до не­лепости легко, даже не верится! Должно быть, тут какой-то подвох! Ну да, все дело в скорости, скорости подачи ответа! Другие тоже торопятся, нельзя терять ни секунды.

Он решил опустить некоторые подробности и писать со­кращенно. Рим. Ист. Ромул, Ганнибал? Цезарь? Диоклетиан? Очки: 7— 1— 5— 12— 9… А это что такое? Отрывки из фильма… но их же не было в программе! Как понять, литература это или история? Покрутим еще немного… нет, не то. Разрушение древнего города… Карфаген или Троя? Они так похожи… Нет, это Троя, я уверен и прекрасно помню, хотя в поэмах Гомера этой сцены не было. Ага, понятно, это отрывки из историче­ских фильмов, тогда все в порядке, но сколько времени пропало, нужно все начинать заново! Ну, быстрей же! Микро­фильм, карточка — щель ящика, микрофильм — карточка — щель, микрофильм — карточка — щель, микрофильм — карточка— щель… Все! Скорее отсюда!

Он вернулся в зал ожидания и, чтобы избавиться от нерв­ной дрожи, несколько раз потянулся. В зале уже собралось человек сто. Черт возьми, как им удалось справиться с вопро­сами быстрее его?

— Что же вы стоите, коллега?

— Простите?

— Я говорю, присаживайтесь. Разрешите узнать, как вас зовут?

— Эроальдо Банкони.

— А меня Томмазони. Вы впервые на конкурсе? Чувствует­ся. Сидите, сидите, ведь ждать придется четверть часа, не меньше. Если за это время наши фамилии не появятся на экра­не, значит, нас не отсеяли.

Фамилии неудачников вспыхивали на экране зеленым цве­том, словно злые кошачьи глаза, и, убитые горем, участники конкурса покидали зал.

— Как, по-вашему, не слишком ли сложна вся эта систе­ма? — шепнул Эроальдо соседу. — Ведь так недолго и ошиби­ться.

— Нет, если вы допущены к дальнейшим экзаменам, авто­матическое устройство ни в коем случае не передаст вашу фа­милию на экран. Отсеивают очень многих. Тут уж ничего не поделаешь. А придираются-то к мелочам, формальностям… требуют последовательности, точности, быстроты: как будто мы роботы! А устные экзамены… Меня уже дважды провали­вали из-за того, что я расходился во мнениях с экзаменато­ром… Представьте себе, старший консультант оказался психо­аналитиком!