Фаншетта, или Сад Надежды - [15]

Она всегда использовала слабости своих жильцов. Ах, могла ли мадам Троньон спокойно примириться с тем, что наступил конец ее тиранического господства! Это доставляло ей больше страданий, чем ревматизм. Отныне было уже невозможно пугать угрозами выселения тех, кто еще цеплялся за обломки ее рушащейся империи. Оставшиеся жильцы были уже несколько месяцев на положении бесправных пришельцев, которых приходилось терпеть, пока не будут, может быть, снесены с лица земли непригодные для жилья развалины.

Надо сказать, с другой стороны, что упрямцы, пережившие крушение своих жилищ, не очень-то считались с настроениями дворничихи. Из всех троих Мэго одна только Милое-Сердечко тряслась иногда от страха при виде проворной трости старухи. Двое жильцов с чердака: гид, водивший экскурсии в церковь Сакре-Кёр, и старая русская эмигрантка, приехавшая после войны 1914 года, — каждое утро показывали свое равнодушие к ядовитым выпадам мадам Троньон, упорно повторяя одну и ту, же форму приветствия.

Гид был родом из Прованса[14]. Бог мой, по его выговору это можно было услышать издалека! «Добрый день, красотка Мирейль! В вашей хижине, как всегда, пахнет мимозой», — говорил он дворничихе с широкой улыбкой. А русская (которую все называли «мадам Ска», потому что фамилию «Тролибраенская» было решительно невозможно запомнить) также всегда одинаково обращалась к мадам Троньон. «Здравствуй, дворничиха», — произносила она с глубоким достоинством, совсем так, как во времена былого великолепия она сказала бы: «Открой мне дверь, мужик!» В первый раз тетка Троньон, поджав губы, ответила: «Здравствуйте, герцогиня!» Это было тридцать лет назад…

Два других обитателя сада Норвен — брат Жюль и Эрве — приносили все-таки сторожихе больше удовлетворения.

Брат Жюль — так звали старого, седоголового художника, обутого зимой и летом в сандалии, сухощавого и высокого, как тополь. Ему говорили «брат» потому, что он походил на монаха; со всеми приветливый, он жил в собственном мире, мире своей фантазии. Это отражалось на его картинах, наивных и полных горячего чувства. Он был единственным обитателем одного из смежных домишек и единственным жильцом, который почтительно, слегка наклоняя голову, говорил дворничихе: «Как вы поживаете, мадам Троньон?..»

С Эрве дело обстояло по-другому.

Молодой парень, который лишь изредка посещал свой вагон, заключил со сторожихой договор. Два раза в неделю он выносил ей помойное ведро и каждое утро насосом, расположенным у входа в сад, накачивал ведро воды. Это давало ему право свободно распоряжаться странным помещением, в котором он прятал… никто не мог бы точно сказать, какой товар. Эрве держался немного высокомерно, но становился симпатичным, как только искорка интереса к чему-нибудь оживляла его худое лицо, на котором уже намечались первые морщины.

К нему-то и обратилась Фаншетта на утро третьего дня, после такой утомительной ночи, что она готова была спать где угодно — на полу, в коридоре или на улице, — только бы не слышать отвратительного храпа тетки… Да, но ведь у нее был Бишу!

И вот ради Бишу Фаншетта занялась исследованием развалин, начав с уединенных флигелей, расположенных, к восхищению девочки, среди густого кустарника. Первый и третий из них оказались безнадежно разрушенными. Зато девочка очень обрадовалась, обнаружив штаб-квартиру марсиан. Эту комнату можно было даже назвать красивой, и в нее оказалось относительно легко проникнуть. Здесь было зеркало, камин, окно, которое закрывалось, был даже стол и множество стульев. Перевези сюда Фаншетта свою кровать, она бы считала себя в Версале[15]…

Мадам Троньон дала согласие на переезд с улыбочкой, которая внушила бы беспокойство человеку менее доверчивому, чем ее племянница.

— Ты хочешь там спать? Чтобы меньше стеснять меня, говоришь? Ступай, ступай… Но только не говори потом в приюте, что я тебя выставила на улицу. Хорошо? И если у тебя будут неприятности, не приходи плакаться мне в жилетку…

Неприятности? Какие неприятности?

Избавясь от дворничихи, Фаншетта почувствовала в себе силы бороться против самых серьезных бедствий. Но для того чтобы перенести кровать, ей необходима была чья-нибудь помощь…

В отличие от Троньонши, Эрве, которому было с давних пор известно про штаб-квартиру марсиан, сдержанно отнесся к решению девочки. Однако он ни слова не сказал ей о том, что у этой комнаты уже есть владельцы. В доме № 24 по улице Норвен закон молчания был священным законом.

— Ты в самом деле хочешь там поселиться? — заметил он. — Там так уединенно… Пожалуй, тебе было бы лучше в одном из домиков по соседству с братом Жюлем.

— Нет, я хочу жить в этой комнате, — решила Фаншетта. И, как настоящая женщина, выдвинула следующий убедительный аргумент: — Там есть зеркало.

Эрве не стал настаивать. Великодушный рыцарь, он помог Фаншетте переехать, не заставляя себя просить дважды.

— Ты не будешь бояться? Ты в этом уверена? — все же спросил он, не без труда втащив на второй этаж складную кровать Фаншетты.

— Бояться? Кого? Ведь здесь никого нет…

В конце концов может случиться, что марсиане примут Фаншетту в свою семью. Приняли же они Милое-Сердечко и Нерона. И вообще его не касаются все эти детские дела.