Фальшивые червонцы - [98]

Дальнейшее изучение казалось напрасной тратой сил. И тут, к немалой радости Сергея Цаплина, приоткрылась вдруг маленькая тайна бесцветной холостяцкой жизни. Приоткрылась и как бы осветила федотовскую натуру новым светом.

В один из вечеров Федор Игнатьевич, любивший домоседство и уединение, покинул свою прокуренную комнатенку. Соседке на кухне объявил, что вызвали срочно на работу, надо отстоять ночную смену по случаю экстренного заказа, но на верфь и не подумал ехать. Вместо верфи направился на извозчике в центр города, к Лиговскому проспекту.

Спустя полчаса Сергею Цаплину доложили по телефону, у кого в гостях интересующий его субъект. Заехал он к некоей развеселой девице Митрофановой, известной более под кличкой Маруська-Пистолет. Заехал с ночлегом, условился, видно, заранее. Обычно Маруська-Пистолет появлялась на Лиговке часов с шести вечера, вышагивала по своему привычному маршруту, а тут осталась дома, поджидала клиента.

Через час поступило новое сообщение.

Ночлег, похоже, отменялся. Маруська-Пистолет и ее кавалер вышли на улицу, прогулялись пешочком до Московского вокзала, наняли дорогого лихача и отправились на Петроградскую сторону.

Внешность девицы была обычной и удивления не вызывала. Накрашена, намалевана, в коротенькой своей беличьей шубке и с сумкой на плече.

Непохожим на самого себя сделался плотник Федотов. Взамен замасленной рабочей куртки и мятой кепочки на Федоре Игнатьевиче было добротное пальто-реглан из серого драпа, какие носят состоятельные нэпманы, богатая боярская шапка с бархатным верхом, новый костюм, лакированные туфли. Да и держался он этаким уверенным в себе фертом. Властным кивком головы подозвал лихача, на сиденье уселся важно, с сознанием собственного достоинства.

За Каменноостровским мостом, у подъезда ночного заведения «Приют Черной речки», парочка щедро рассчиталась с извозчиком.

Швейцар заведения радушно приветствовал их, как старых знакомых, а подбежавший распорядитель с любезными улыбочками и поклонами отвел в отдельный кабинет на втором этаже.

Кутеж в «Приюте Черной речки» длился до трех часов ночи. Дорогой кутеж, с купеческим размахом. Лилось рекой шампанское, захмелевшая Маруська-Пистолет танцевала танго со всеми желающими, баяниста и скрипача по-царски потчевал парниковой клубникой сам Федор Игнатьевич.

Наутро, ровно в полвосьмого, плотник Федотов явился на свое рабочее место. Опять в замасленной куртке, в надвинутой на лоб мятой кепочке. Ничто не напоминало в Федоре Игнатьевиче праздного, беззаботного гуляку, который допоздна швырял деньгами в ночном заведении за Каменноостровским мостом. Только мрачноват был с большого похмелья, работал зло, молча. В обеденный перерыв услугами столовой не воспользовался, одну за другой жадно выпил три кружки пива.

Водевиль с переодеванием задал Сергею Цаплину немало дополнительной мороки.

Владелец «Приюта Черной речки» охотно засвидетельствовал, что гость этот не впервые наведывается в его ресторанчик. Средствами, должно быть, не стеснен, мужчина щедрый, широкой души. Вероятно, из преуспевающих коммерсантиков или спекулянтов. Эти господа обычно стараются кутнуть в укромном тихом уголке, подальше от шумного центра и любопытствующих фининспекторов.

Деньги, потраченные Федотовым в «Приюте Черной речки», были настоящими, не фальшивыми, что говорило о должной предусмотрительности плотника.

С Маруськой-Пистолет по просьбе Сергея Цаплина связались работники угрозыска. Заглянули к веселой девице, найдя благовидный предлог, без особого труда обнаружили в шкафу дорогостоящие предметы мужского туалета.

Маруська-Пистолет, не смутившись, объяснила, что это вещи ее постоянного поклонника, за которого она намерена выйти замуж. Служит он где-то за городом, навещает ее изредка, примерно раз в неделю.

Мужик денежный, любит пустить пыль в глаза. Но безумно ревнив, требует от нее верности до гробовой доски.

На вопросы о занятиях своего кавалера Маруська-Пистолет дала путаные, сбивчивые ответы. Чувствовалось, что Федор Игнатьевич лишнего ничего не рассказывал, остерегался.

Следующее утро началось с новостей, оттеснивших на второй план ночные похождения Федотова.

В седьмом часу, когда он вышел из дому, направляясь на работу, к нему с плачем кинулась на грудь какая-то женщина. Судя по одежде, деревенская, приезжая, с убогим фанерным чемоданчиком.

Федор Игнатьевич был неприятно удивлен и встревожен ее внезапным появлением. Пошептался со своей гостьей на улице и повел ее к себе домой. На верфь в то утро не поехал, прогулял.

По телефону Сергею Цаплину сообщили приметы этой женщины, и он долго ломал голову, стараясь догадаться, чья жена нагрянула из деревни — самого Федора Игнатьевича либо церковного активиста Биткина. Впрочем, любой из этих вариантов требовал готовности к дальнейшему развороту событий.

Ровно в десять часов утра гостья плотника снова появилась на улице. Вела себя нервно, часто оглядывалась по сторонам, а в трамвайной сутолоке обеими руками уцепилась за фанерный свой чемоданчик, точно в нем были несметные сокровища. На Московском вокзале купила билет до станции Званка и после этого долго томилась в зале для транзитных пассажиров, пока не объявили посадку на вологодский поезд.