Фальшивые червонцы - [66]

Дежурный офицер штаба «Российского общевоинского союза», куда обратились за разъяснением вездесущие корреспонденты, от комментариев благоразумно уклонился.

Зато в Кобурге, в резиденции императора Кирилла I, с нескрываемым злорадством всю ответственность за горестный провал в Ленинграде возлагали на горе-конспираторов из ближайшего окружения генерала Кутепова. Эти господа, по мнению Кобурга, более похожи на салонных сплетниц, нежели на серьезных военных деятелей, не случаен потому и страшный разгром, учиненный чекистами.

С обычной для него желчной язвительностью выступил в «Общем деле» господин Бурцев.

У Владимира Львовича Бурцева на все мыслимые и немыслимые конфликты жизни имелась собственная точка зрения: что бы где ни стряслось, кого бы где ни арестовали, всюду Бурцев усматривал козни платных провокаторов. И в этот раз он дал понять читателям своей газеты, что намерен в ближайшие недели выступить с сенсационными разоблачениями. Речь будет идти о платном сотрудничестве в Чека некоторых именитых особ, чья репутация кажется доверчивой публике совершенно безукоризненной. Между тем беда в Ленинграде — прямой результат изменнической деятельности этих новых Азефов с родовитыми именами. Желающие знать правду обязаны внимательно следить за свежими выпусками «Общего дела», и их любознательность найдет полное удовлетворение.

Вся эта чересполосица мнений и диаметрально противоположных оценок являлась как бы копией с пестрой картины нравов российской эмигрантской колонии. И без того суматошные, бесстыдно крикливые и обнаженные, приобрели они к 1925 году все отличительные свойства всеобщей и всеобъемлющей склоки. И страсти разыгрались поистине лютые, каких еще сроду здесь не видывали.

Началась свара с первых номеров «Возрождения», новой ежедневной газеты крайне правых кругов эмигрантского лагеря, вышедших в свет под редакцией небезызвестного Петра Бернгардовича Струве.

Тучный сей деятель, которого В. И. Ленин метко назвал «великим мастером ренегатства», хаживал когда-то в первых легальных марксистах России, слыл за просвещенного либерала, за правдолюбца. На страницах редактируемой им газеты Петр Бернгардович предстал перед изумленной читательской аудиторией в роли страстного поборника монархического возрождения Российской империи. Пируэт, таким образом, был совершен виртуозный.

Статейки Петра Струве с нескрываемым удовлетворением цитировались в салонах Высшего монархического совета. Великий князь Николай Николаевич провозглашался в них «воином царского корня» и «венценосным предводителем русских людей». Данную ему в Шуаньи милостивую великокняжескую аудиенцию ретивый автор описал столь восторженно и пылко, что мигом почернели от зависти самые усердные борзописцы, издавна набившие руку на сочинении льстивых придворных дифирамбов.

Литературная бойкость великого мастера ренегатства и хамелеонских превращений имела, разумеется, дальний прицел. Вместе с друзьями своими Петр Бернгардович задался целью объединить все антибольшевистские силы за рубежами Советского Союза.

Добивались они созыва Зарубежного съезда, который от имени всех русских изгнанников, рассеянных по многим странам, должен объявить крестовый поход против Советской власти. Вождем этого похода загодя был намечен престарелый Николай Николаевич, на челе коего, если верить проницательности редактора газеты «Возрождение», явственно обнаруживалась «печать исторической избранности».

По первости идея Зарубежного съезда казалась упавшей на благодатную, хорошо унавоженную почву. Так или иначе, но сплачивались вокруг нее на редкость разношерстные элементы.

Лихорадочную политическую активность развил в европейских столицах Марков 2-й. Без устали выступал с публичными лекциями, охотно председательствовал на благотворительных обедах и вечерах эмигрантов, добился избрания своего в члены инициативной группы по созыву Зарубежного съезда.

Программа этого общепризнанного столпа реакции и мракобесия полностью соответствовала замыслам устроителей съезда. «Русские люди должны поддерживать интервенцию, — открыто и беззастенчиво заявлял Марков 2-й, — какова бы она ни была — даже если результатом ее станет разделение России на сферы влияния. И такой исход лучше для нас, нежели господство III Интернационала».

Как ни прискорбно выглядело это со стороны, с явным сочувствием отнеслись к идее Зарубежного съезда и в литературном кружке «Зеленая лампа», у Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус.

Жили эти беглецы из революционного Петрограда в своей фешенебельной парижской квартире, сохраненной еще с дореволюционной поры, упражнялись помаленьку в сочинении антисоветчины.

Дмитрий Мережковский, к примеру, всерьез доказывал, будто в Советском Союзе изобретена новая смертная казнь. Заключалась она в том, что «сажают человека в мешок, наполненный вшами, и вши заедают его до смерти», По мере способностей старалась не отстать от муженька и Зинаида Гиппиус. Выпустила злопыхательский лживый «Дневник», облила помоями Александра Блока и Максима Горького, как платных лакеев большевистского режима.

Раз в неделю, очевидно для пущей важности, супруги-литераторы собирали у себя на чашку чая писателей-эмигрантов, именуя эти сборища кружком «Зеленой лампы».