Фальшивые червонцы - [23]

Общую эту характеристику Петр Адамович мог бы дополнить немалым числом любопытных подробностей, составив подробный перечень кутеповских похождений и подвигов. Перечень этот получился бы довольно длинным и всеобъемлющим — начиная с бегства Кутепова из революционного Петрограда в декабре 1917 года и до искусного захвата ключевых позиций на рю Колизе, в штабе «Российского общевоинского союза».

Почти все похождения генерала Кутепова выглядели откровенно карьеристскими, с изрядной толикой авантюризма, и почти в каждом он неизменно обнаруживал редкостную способность выходить сухим из воды. Другого, менее расторопного, непременно бы расстреляли, навесив позорный ярлык изменника, а этот смуглолицый, сорокалетний ловкач, с выпирающими по-азиатски скулами и чуть раскосыми глазами, всякий раз умудрялся и славу себе добыть, и популярность свою заметно приумножить.

Непостижимо авантюристической выглядела история с его знаменитой телеграммой-ультиматумом генералу Деникину.

Было это в феврале 1920 года, в канун эвакуации белогвардейцами Новороссийска. Удары наступающей Красной Армии день ото дня становились все грознее и неотвратимее, фронт белой армии трещал, надвигалась окончательная катастрофа. Между Деникиным и бароном Врангелем как раз в эти месяцы завязалась откровенная драчка за право возглавлять обреченное дело контрреволюции.

Свежеиспеченный генерал-майор Кутепов, без году неделя командовавший Добровольческим корпусом, именно в феврале обратился с ультиматумом к главнокомандующему Деникину. Командир корпуса добровольцев демагогически потребовал внеочередной эвакуации его частей за границу ради «сохранения их до того времени, когда родине снова понадобятся надежные люди».

Ультиматум был бесцеремонный, наглый и состоял из десяти категорических пунктов. Заканчивался требованием немедленно передать в распоряжение командира Добровольческого корпуса единственную железную дорогу, по которой еще могли спасаться вояки Деникина. Начхать, дескать, мне на всех прочих, пусть гибнут в огне сражений, главное — пристроить на корабли марковцев и дроздовцев, чьи руки по локоть в крови.

Как всякий здравомыслящий человек, Карусь отказался бы поверить в эту дикую фантасмагорию, но по роду служебных своих занятий приходилось ему время от времени знакомиться с официальными документами недавнего прошлого. Познакомился он в том числе и с ответом генерала Деникина, сообщающего автору ультиматума, что, «охотно принимая советы своих соратников», он тем не менее вынужден требовать «соблюдения правильных взаимоотношений подчиненного к начальнику».

Требование Деникина вызывало улыбку. О каких там «правильных взаимоотношениях» могла идти речь, когда основой основ в лагере белогвардейцев всегда были корыстный эгоизм и людоедское человеконенавистничество? Кутепов лишь осмелился перешагнуть через общепринятую норму, да и то рассчитал все безошибочно, нажив на своем дерзком ультиматуме капитал «бесстрашного защитника добровольцев».

Эмигрантская действительность, изучением которой занимался Карусь, наглядно подтверждала, что «основа основ» по-прежнему остается незыблемой. Ели друг друга господа эмигранты поедом, и в скандалах не было недостатка.

Умеренные монархисты, называвшие себя «непредрешенцами», выдвинули формулу «вождь — армия — интервенция». С пеной у рта они доказывали жизненную необходимость провозглашения великого князя Николая Николаевича верховным предводителем всей эмиграции, потому как «русский народ ждет своего воскрешения от высшей, Богом данной власти».

Легитимисты-«кирилловцы», услышав этакое, возмущались и яростно протестовали в своих изданиях: помилуйте, какой еще понадобился верховный предводитель эмиграции, ежели налицо у нас законный «Местоблюститель Государева Престола», великий князь Кирилл Владимирович, который вот-вот провозгласит себя императором!

И «непредрешенцев» и «кирилловцев» ядовито высмеивали бойкие фельетонисты «Последних новостей», просвещенные либералы кадетского направления, благо материала для сарказма хватало с избытком.

Вовсе курьезный оттенок приобрела словесная перепалка враждующих сторон, когда подал голос доктор Даниил Самойлович Пасманик, личность в некотором роде уникальная и неповторимая даже в пестром эмигрантском паноптикуме.

Доктора Пасманика, видного сионистского деятеля, приобретшего скандальную славу пламенной защитой дома Романовых в наиболее глухие годы разгула черносотенцев, вывел из равновесия профессор П. Н. Милюков. Точнее, не сам профессор, а крылатые слова, брошенные в одном из публичных выступлений Павла Николаевича и мгновенно подхваченные эмигрантской печатью. «Я не знаю, как мы придем в Россию, но я твердо знаю, как мы туда не придем», — сказал П. Н. Милюков, недвусмысленно осуждая интервенционистские замыслы главарей белого движения.

«Вождь должен знать, что делать, — возопил неистовый Даниил Самойлович. — Вы не знаете, вы не вождь, я за вами не пойду». И, недолго думая, разразился статьей, зовущей к открытому террору против всех советских людей, работающих за границей, иносказательно именуя убийства и подлые выстрелы в спину сильными политическими «встрясками».