Факелоносцы - [43]

Аквила направлялся к извилистой расселине в склоне горы, где по неглубокому желобу сбегал ручеек, берущий начало под крепостной стеной. Карабкаться там было под стать одним горным козам, зато это избавляло от необходимости огибать весь холм, чтобы выйти на тропу с северной стороны. Затылок слегка припекало солнце, в голых пока еще кустах терна, нависавших над ниточкой воды, порхали синицы, мелкие лиловые цветки жирянки сплошь покрывали мокрые скалы, темно-серые, как оперение скворца. На полпути, там, где расселина расширялась и поток проточил небольшую промоину между камней и корней деревьев, Аквила наткнулся на маленького мальчика со щенком, прилипших к норе, прикрытой бурым настилом прошлогоднего папоротника. Аквила прошел бы молча мимо и предоставил бы их своему занятию, но мальчик поднял голову и улыбнулся ему, откинув назад копну волос теплого пепельного оттенка, точно скошенное поле в июне, а щенок застучал хвостом. От этой пары исходило такое неотразимое дружелюбие, что Аквила невольно остановился и показал на дыру:

— Там уж?

Мальчик кивнул:

— Мы с Кабалем давно за ним следим. Он вчера вылезал. Страшный! Пусть вылезет еще раз — я его поймаю и отнесу показать Амбросию.

Арторий, Арт, как его звали, что значило «медведь», приходился Амбросию племянником. Он был незаконным сыном его брата Уты, и, когда Ута умер, Амбросий взял мальчика к себе. С того дня Амбросий стал для Арта богом.

Внезапно глаза на квадратном смуглом лице мальчугана потемнели от возбуждения — он вспомнил то, о чем, занятый ужом, на время забыл.

— Ты слыхал — гонец вернулся?

— Нет. — Аквила, поставивший было ногу на приступку в скале, чтобы карабкаться выше, остановился. — Что за гонец, откуда?

— Из Кановия. Лошадь у него была вся в мыле. Он сказал: Вортигерн прогнал свою настоящую жену и женился на дочке Хенгеста и отдал Хенгесту в дар огро-омный кусок земли, который вовсе не его!

Аквила снял ногу с камня.

— С каких пор гонцы Амбросия докладывают новости медвежонку Арту?

Мальчик принял это всерьез и с горячностью затряс головой:

— Конечно, он не мне сказал. Но это так! По всему селению пошел слух. — Арт сел попрямее и вперился в лицо Аквилы. — Говорят, Хенгестова дочка очень красивая.

— Очень, — подтвердил Аквила.

— Ты ее видел?

— Да, когда был рабом в ютском лагере.

— А какая она?

— Золотоволосая, в красном платье, колдунья.

— Ух ты! — Арт задумался, переваривая услышанное. Потом взъерошил шерсть на загривке у щенка, пропуская ее между пальцами, будто искал клещей. — Это плохо для настоящей жены Вортигерна, — проговорил он отрывисто. Но тут же возбуждение опять взяло верх. — Как ты думаешь, что теперь будет? Ведь должно же что-то случиться.

— Неужели? — Аквила постоял, глядя на темную дыру под папоротником, а мальчик и щенок ждали, не сводя с него глаз. — Да, наверное, должно… Доброй тебе охоты на ужа.

Он переступил через щенка и полез дальше. Да, колдовство Ровены вышло удачным. Она заманила Рыжего Лиса в сети своих золотых волос. Что же будет дальше? Как поведут себя трое Молодых Лисов? Вступятся ли за обиженную мать? От этого многое будет зависеть.

Но в последующие дни времени на размышления совсем не было. Амбросий с приходом весны в горные долины начал готовиться к тому, чтобы перебраться из Динас Ффараон вниз, на побережье.

Серые каменные стены крепости в Сегонтии, построенной на невысоком холме, отражались в узком проливе Мэна.[23] Легионы покинули эту крепость задолго до того, как ушли из Британии насовсем, и местные жители, забрав из нее все, что раньше принадлежало Риму и что можно было унести, отдали ее во владение горным лисам. Но нынче крепость снова приспособили под сторожевую службу: теперь она должна была помогать в защите побережья от скоттов из Эрина,[24] кишмя кишевших вдоль западных берегов в сезон набегов. Трещины в стенах замазали глиной, провалившиеся крыши прикрыли свежим папоротником, холодные очаги вновь запылали, а в конюшнях опять стояли лошади. Сюда, в Сегонтий, перенес Амбросий свою штаб-квартиру, и, по мере того как весна набирала силу, старая серая крепость все больше оживала, ибо на летние учения начали стекаться солдаты из небольшой постоянной армии Амбросия.

А на хлебных полях по другую сторону пролива пахали землю, сеяли ячмень, и береговая стража несла охрану побережья, зорко следя, не покажутся ли на западе черные паруса скоттов.

Однако скотты в этом году запаздывали, о них не было ни слуху ни духу, и, не дождавшись вестей из наружного мира, Амбросий на несколько дней отправился с горсткой своих приближенных на север, а именно в Абер на Белом Берегу — место, где северная дорога из Кановия, проходя через горы, спускалась к побережью.

На третий день пребывания в Абере они вместе с вождем Догфелом и некоторыми из его воинов устроили состязание, гоняясь на лошадях по твердому ребристому пляжу, простиравшемуся до самого Мэна. Они уже возвращались назад, к дюнам, окаймлявшим побережье, неистовый ветер с моря отбрасывал вбок конские гривы, чайки с криками кружили в серо-голубом неспокойном небе… Аквила, как всегда, ехал немного поодаль, и вдруг этот вот ветер, и чайки, и влажный песок, и бьющая ключом мощь молодой рыжей кобылы, на которой он сидел, вызвали в нем забытый прилив радости — то, что в былые дни воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Аквила и сам не мог понять, каким образом он оказался среди приближенных, стал одним из сотоварищей Амбросия, — это сделалось как-то само собой в течение зимы. И сейчас, в этот миг, он порадовался, что все так сложилось.