Фаэтон - [8]

— Добро, ребятки! Действуйте! И выше носы! Ясно?

Изображение исчезло.

— Вот это да! — снова воскликнул Утяев. — Как говорится, прогресс!.. Директор банка передает привет.

— Что за директор? Миллионер?.. Уж не Асину ли душу закладывает наш Ефремушка? А?..

— Вот напасть! — шептала утонувшая в кресле Людмила Петровна.

— Волшебное зеркало! Волшебное зеркало! — хлопал в ладоши Маратик.

* * *

В этом грандиозном концертном зале с огромной сценой, роскошными креслами не было окон и не было люстр. Светился потолок. Он то походил на ночное темно-синее небо в ярких звездах, то вспыхивал вдруг ослепительным солнечным светом, и казалось, что живое солнце у тебя над головой, то загорался семицветной радугой, и нельзя было оторвать от этой красоты глаз.

— Вот невидаль! — Людмила Петровна шла по проходу вслед за Асей и Маратиком к своему первому ряду, куда им выдали билеты, и вздыхала, испуганная размерами зала и обилием света. — И зачем нам первый ряд? — говорила она.

Но вот они уселись, затихли голоса людей в зале, погасла радуга, и заколыхался занавес. Но он не раздвигался и не полз вверх, а с каждой секундой становился все прозрачнее и прозрачнее и вдруг исчез бесследно.

— Уй ты! — прошептал Маратик.

Тут к ним подошла билетерша в коричневой униформе. Она шепнула:

— У вас в подлокотниках наушники. Возьмите их, для вас будут переводить.

На сцене между тем вспыхнул свет, а задняя стена будто провалилась, и открылась часть города: небоскребы с неоновыми рекламами, яркие витрины магазинов, поток пешеходов и невероятное скопление знакомых уже шаробилей и незнакомых двухколесных, похожих на велосипеды колясок с важно восседающими на них большей частью молодыми длинноволосыми людьми. Иногда эти люди оборачивались и смотрели в зал, отчего Людмиле Петровне стало окончательно не по себе.

— Не бойтесь, тетя Люда. Не бойтесь, — успокаивала ее Ася.

Грянула музыка, и на сцену выкатилось множество разноцветных шаров. Только Ася подумала, что опять эти шары не шары, как и в самом деле, шары стали расти, лопаться, и из них выходили спортсмены в необыкновенно ярких костюмах. На сцене стало темно и светились только костюмы.

Теперь Ася смотрела как зачарованная. Музыка, свет, движение — все сливалось в одно, что Ася не смогла бы назвать, ибо это не было ни танцами, ни балетом, но, как всякое искусство, тоже меняло у человека ритм дыхания, пульс, соединяло с пространством.

Даже Людмила Петровна перестала вздыхать и испуганно оглядываться по сторонам. А Маратик, совсем как взрослый, шепнул Асе:

— Лучше жить в этом городе, чем в Желтом Дьяволе.

Номера не объявлялись. И неизвестно для чего, Ася, Маратик и Людмила Петровна сидели в наушниках.

Но вот сцену осветил ровный свет, задник погас. Появилась высокая седая женщина с микрофоном, и наушники заговорили чистым русским языком:

— У нас сегодня необычный концерт для путешественников. Мы вам приготовили сюрприз… Дело в том, что у нас в гостях автор хорошо уже известной песни «Гимн человеку Желтого Дьявола». — Зал дружно засвистел, закричал, затопал ногами. Маратик испуганно прижался к Асе. Казалось, сейчас на сцену полетят камни. Высокая женщина улыбалась. Когда шум спал, продолжала: — Итак, «Гимн человеку Желтого Дьявола»! Желающие могут петь с нами. Затем мы вам представим автора.

Женщина ушла, и тотчас вся сцена пришла в движение. Задняя часть потолка стала опускаться, и зал увидел маленьких людей в желтых костюмчиках с белыми полосками. Это, наверно, были дети. Потом снизу медленно поднялась площадка, на которой разместился оркестр — музыканты тоже были в желтых костюмах, но с черными полосками. Трубы и гитары блестели так, будто были из стекла.

Минутная пауза и…

Ася вздрогнула. Откуда взялись такие слова? Кто их сочинил?

«Что есть человек? Что есть ты, поющий со мной рядом? Кем ты был и кем стал? Из облезшей обезьяны, пещерного ничтожества ты превратился в великого созидателя. В голой пустыне воздвиг небоскребы, хрустальные дворцы! Великий наш Желтый! Город всем городам! В мире миров ты всех сильнее! В мире миров ты всех богаче! Наша песня о тебе, Желтый Дьявол, о твоих героях, о твоих детях, о твоих нищих и богачах! Счастье вам, желтовеликанцы! Из облезлой обезьяны, пещерного ничтожества вы превратились в покорителей планет, всех сил небесных! В вашу честь горит на небесах семицветная радуга!»

Все, что произошло дальше, Асе теперь кажется сном. Она не верит, что так могло быть, хотя помнит, что поднялась и пошла за билетершей, что стояла на сцене и кланялась, а зал ревел, скандируя ее имя, потом толпа хлынула на сцену, и Асю понесли на руках, а потом она плыла, и не было рук, было только небо и гремела песня, которая не казалась знакомой.

Опомнилась Ася в гостинице, в номере, когда вновь увидела тетю Люду и Маратика. У тети Люды на глазах были слезы, и Ася тоже тихо заплакала, хотя понимала, что это глупо, что ничего у нее не болит и она жива и все живы.

* * *

Ефрем долго ворочался на своей слишком мягкой постели. В конце концов, поняв, что на таких перинах ему не уснуть, слез с кровати и постелил на полу: одеяло под себя, простыню на себя и подушку взял какая поменьше.