Фадеев - [70]

В то же время его авторитет как писателя и организатора, теоретика литературы, особенно после публикаций статей «Старое и новое», еще более вырос и в среде литераторов, и в высоких партийных инстанциях.

И. В. Сталин видел в нем того человека, который может быть у Горького лучшим помощником, комиссаром в сложной ситуации подготовки к Первому писательскому съезду страны. Но в результате чудовищных общественных перегрузок, замешенных на столкновении обоснованных и необоснованных претензий, амбиций, у Фадеева все чаще появлялось желание исчезнуть из виду, скрыться в «пустыне», зарядиться новой энергией.

Юрий Либединский вспоминал, как уже после смерти Горького кто-то в пылу полемики бросил Фадееву:

— Мы знаем, Саша, чего ты хочешь! Ты хочешь в нашей литературе заменить Горького.

И Фадеев ответил:

— Да, я хочу заменить Горького и не вижу в этом ничего такого, что порочило бы меня…

Ю. Либединский так пояснял этот ответ: «…чуткая писательская аудитория поняла благородный характер такого «честолюбия» и аплодисментами ответила на слова Фадеева».

Горький, еще вчера волею строгого учителя усаживавший Фадеева за письменный стол, теперь чувствует, что без фадеевской помощи, его толковой, разумной деятельности, ему, Горькому, не обойтись. Стоило Фадееву «отлучиться» — уехать на Дальний Восток, как Горький в письмах начинает жаловаться на застой в делах, безынициативность других своих помощников.

15 августа 1933 года в присутствии Горького Фадеев выступил на заседании Всесоюзного оргкомитета с докладом о перестройке работы местных оргкомитетов, поддержав его предложение об отсрочке съезда советских писателей ввиду его неподготовленности.

Он активно участвовал в заседаниях третьего пленума оргкомитета (7—10 марта 1934 года), где обсуждалось состояние советской литературы накануне Всесоюзного съезда советских писателей. Фадеев вновь обратился к вопросу о многообразии стилей: «…нет и не может быть такого положения, чтобы люди одинаково писали и чтобы в оценках художественных произведений люди были бы всегда одинакового мнения. Да этого и не нужно, это свидетельствовало бы о застое. Этого не будет, конечно, и при развернутом коммунизме, — наоборот, разнообразие вкусов, интересов будет тогда необычайно велико». Но истинное многообразие писатель противопоставлял Мнимому — пустым спорам и столкновениям различных литературных группировок.

Не отрицая закономерность образования в прошлом литературных групп (РАПП, Леф, «Перевал», артель писателей «Круг» и др.), Фадеев пояснял причины этого явления: «Группы создавались потому, что сама жизнь создала их, а не потому, что их насадили «злые люди». Многообразие литературных групп являлось не чем иным, как отражением многообразия путей развития различных социальных слоев и групп — в частности, групп мелкой буржуазии — к революции».

В это время автора «Последнего из удэге» все больше захватывала одна, глубоко волнующая его проблема: «В нашей литературе сейчас много прекрасных деталей, но мало синтеза», — заявил Фадеев в речи на Первом съезде писателей 22 августа 1934 года. Иными словами, писатель признал, что советская литература достигла успехов в развитии многопланового романа. Как пример он назвал имена Шолохова, Федина, Малышкина, продолживших ту линию в искусстве, «которая достигает обобщений через бытовые детали». Себя Фадеев тоже причислял к таким художникам. Тем не менее он пришел к выводу, что для отражения всего многообразия нашей эпохи, передачи духа нашего времени недостаточно развития только реалистически-бытовой, детализированной стилевой манеры. Необходимо идти и путем поиска формы синтетической, в которой можно было бы показать «всю нашу борьбу с ее радостями и горестями… так монументально и цельно, как симфонии Бетховена». Образцом такого отражения действительности Фадеев считал «Фауст» Гёте. «Это произведение, — замечает он, — лишено бытовых подробностей, в то же время в нем нет оскопления жизни, потому что в этом произведении философская идея выступает во плоти и крови (если говорить о первой части «Фауста»), это произведение очень конденсированное». К писателям, владеющим синтетической формой, Фадеев относил Шекспира и советского поэта В. Маяковского.

…Фадеевское бытие в первой половине 30-х годов осложнялось тем, что он, будучи женатым человеком, вел, в сущности, неприкаянную жизнь холостяка.

Нам уже известно, как непросто налаживался его семейный союз с Валерией Герасимовой, и мы знаем из заметок Всеволода Иванова, какой красивой, необыкновенной парой смотрелись они на людях. Но очевидно также, что тепло домашнего очага редко согревало их более чем скромный быт. Валерия Анатольевна, как и до женитьбы, держала себя с мужем независимо и даже несколько отчужденно, так же, как и Фадеев, увлеченная своими творческими замыслами. В то время она была известным литератором, о чем говорит хотя бы тот факт, что на Первом съезде писателей Герасимова выступала в прениях по докладу Горького.

Как мы уже знаем, у Валерии Анатольевны был неуступчивый характер, да еще и насмешливый, что порой выводило из себя вспыльчивого Фадеева, порождало бурные ссоры. Расстраивало Фадеева и то, что жена не хотела иметь детей, наверное, разделяя расхожее мнение эмансипированных городских женщин тех лет, что дети есть не что иное, как проводники в душный мещанский быт.