Фадеев - [103]

Понять Фадеева тех лет, в особенности Фадеева — литературного критика не так-то просто. Блестящие, новаторские суждения чередуются с оценками и приговорами в духе так нелюбимого им вульгарного социологизма. Естественно, чаще всего со знаком минус идут имена М. Зощенко, А. Ахматовой, с оговорками на талантливость — Бориса Пастернака. Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» стало на целое десятилетие руководящим в деятельности творческих союзов.

Валентин Катаев, делясь своими впечатлениями после публикации постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», писал:

«Мне было стыдно за нас всех, когда я читал постановление ЦК ВКП(б). Наше писательское общество и советская общественность неотделимы друг от друга, мы неразрывно связаны между собой. Как же мы не заметили сами того, что произошло? Могли ли мы предотвратить то, что случилось? Да, безусловно, если бы было больше развито общественное мнение, если бы формировалось оно не в кулуарах, а на широких собраниях и в печати».

Александр Твардовский говорил, что доклад А. А. Жданова «увлек за собой все живое, все лучшее и честное в нашей среде, увлек все подлинно творческие силы нашей литературы».

Как и Фадеев, эти писатели не говорили на публику одно, а про себя — другое. Они говорили искренне, и это тяжелее всего. По-человечески Фадеев жалел раскритикованных писателей, помогал им как только мог. Они видели в нем благородного человека, чувствовали весь драматизм его ситуации и в своих письмах не раз обращались к нему со словами благодарности. Борис Пастернак восклицал, что без помощи Фадеева ему бы не удалось осуществить свой тяжкий, громадный труд переводчика Гёте и Шекспира. Фадеев знал высокую цену этих переводов и добился, чтобы они были изданы.

Как только мог Фадеев помогал Михаилу Михайловичу Зощенко.

«В связи с тем, что пьеса М. Зощенко после просмотра ее в Комитете по делам искусств и в журнале «Новый мир» еще нуждается в доработке, — писал Фадеев в октябре сорок восьмого года директору Литфонда СП СССР, — и учитывая, что М. М. Зощенко совершенно лишен всяких материальных средств к существованию, я прошу отсрочить на год возвращение данной ему ссуды и дополнительно выдать М. М. Зощенко ссуду в размере двух тысяч рублей, чтобы дать ему возможность доработать пьесу.

Деньги эти прошу перевести ему в Ленинград».

Можно найти в его статьях немало суждений резких, предвзятых, не делающих ему чести. Но не надо забывать и о том, что эти пороки своих статей сороковых годов он видел и сам. Готовя сборник литературно-критических работ «За тридцать лет», он мог бы без всякого труда спять перегибы в оценках, тем более что они не выражали существа его поисков, чаще всего были привнесены, даже внедрены конъюнктурой времени, злобой дня. директивами ЦК партии и докладами А. А. Жданова. Но Фадеев счел необходимым оставить все так, как было, без купюр и каких-либо правок, не боясь суда будущих критиков и биографов. Он готов принести себя даже в «жертву», пе желая срезать торчащие шипы: «Так тогда думалось, — говорил оп составителю сборника С. Н. Преображенскому. — Править, подчищать не будем. Лакировкой пусть занимаются другие».

Кстати, современники Фадеева не видели этих резкостей, напротив, довольно часто находили в его выступлениях симптомы примиренчества. Поэт Николай Грибачев в 1950 году сетовал: «Доклад Фадеева, верный в своих основных положениях, страдал, однако, серьезным недостатком. Доклад скорее похож на программу перемирия, чем на программу боя за развитие советской литературы».

Как часто Фадеев оказывался в западне, серым волком, окруженным флажками намеков, предостережений…

В целом же мысль Фадеева тех лет вырывалась из сетей и пут всевозможных директив, несла на себе печать индивидуальности, и стоит лишь снять пыльный, знойный слой «ждановщины», как увидишь «первозданный цвет» — размышления творческого человека, всегда интересные, живые.

Ярче всего он проявил себя в полемике с Владимиром Владимировичем Ермиловым, в то время редактором «Литературной газеты». По характеристике Фадеева, Ермилов был из породы людей активных, невыдержанных, изобретательно-словоохотливых.

В сороковые годы критик прославился своими «разгромными» статьями, и самая свирепая из них — «Клеветнический рассказ А. Платонова», в сущности наложившая знак запрета на дальнейшую публикацию произведений писателя.

Бытует мнение, что В. Ермилов был «подручным» Фадеева, и Фадеев мог им управлять. Но это по меньшей мере наивно. Ермилов пребывал в убеждении, что как политик в литературе он непогрешим, имеет право исправлять ошибки всех, в том числе и Фадеева. После того, как была раскритикована первая редакция «Молодой гвардии», В. Ермилов публикует в «Литературной газете» статью на целую газетную полосу, в которой доказывается, что промахи автора «Молодой гвардии» есть результат его ошибочных теоретических воззрений, а фадеевские взгляды на романтику оценивает без всякого на то основания как «ложно-романтические».

Фадеев не раз выступал с критикой взглядов, в той или иной степени принижавших роль творческого воображения, индивидуального видения мира, справедливо полагая, что подобные воззрения обедняют многообразие эстетических возможностей советской литературы.