Face control - [4]

Взгляд прилипает к ее ярко-красному рту.

– Надо было заранее макет нормальный делать.

Бурзум смотрит мне прямо в глаза:

– Я делала.

– Иди ближе, – говорю я, расстегиваю брюки и вынимаю член. Он встал, еще когда Бурзум вошла в офис и сейчас неприлично белеет на темном фоне костюма.

– Возьми в рот, – говорю я.

Девушка послушно становится на колени и начинает сосать.

19:15. Дома. Ужинаю кукурузными хлопьями и размышляю о том, что бы такое на себя надеть. Жена укладывает ребенка спать.

– Поцелуй меня на ночь, – просит сын.

Я послушно целую его, глажу по голове и спрашиваю жену:

– Что бы мне надеть?

Света складывает грязные тарелки в посудомоечную машину и отвечает вопросом на вопрос:

– А куда ты идешь-то?

– Сначала в кабак, а потом, может, на дачу к Чабанову поедем, так что ты меня не жди, – я без запинки декламирую свой обычный прогон.

Света приостанавливается и смотрит на меня:

– Может, я поеду с тобой?

– Свет, ну это же бизнес, там вообще нет женщин.

– Конечно, женщин нет, бляди одни.

– Да какие еще бляди, просто мужики бухают и все, ни одной девки там не видел.

– Ты заставляешь меня говорить очень банальные вещи, прописные истины.

– Ну что ты, Света, о чем ты?

– О вере, например.

– При чем здесь вера?

– Вот именно. Ее нет, давно уже нет. Я все время одна дома, тебя ребенок не видит, спрашивает меня: «Мам, а почему папа все время работает, даже ночью и в выходные?»

Начинаю чувствовать себя виноватым. Света знает, что надо для этого сказать. Болезненная жалость по отношению к сыну давит сердце. Отчего-то вспоминаю самого себя маленьким, одетым в теплую шубку, шапку с помпоном и варежки, гуляющим с отцом по Лужникам. Пытаюсь перевести разговор.

– Так что мне одеть, Свет?

– Мне все равно, понимаешь, абсолютно все равно. Вот тебе плевать на меня, сына, своих родителей и вообще всех вокруг, так и мне насрать, что ты там на себя напялишь.

Общение заходит в тупик. Звонит мобильный. Это Бурзум, и я тихонько выскальзываю на лестничную площадку.

– Привет, Мардук. – Ее голос рождает приятный холод в яйцах.

– Привет, Бурзум, чего скажешь?

– Это ты чего скажешь?

– Так ты же звонишь.

– Так ты хотел, чтобы я позвонила.

– Ну да, хотел узнать, не можешь ли ты сегодня пойти со мной прогуляться. Совершить «tour de clubes», так сказать.

– Когда ты наконец угомонишься, Мардук? У тебя семья, ребенок, а ты все тусуешься, как подорванный.

– У тебя тоже семья. Как там, кстати, Венечка?

– Отъебись от меня, Мардук, я не хочу об этом говорить, во всяком случае с тобой.

– Ладно, обсудим Венечку позже.

Жена выглядывает на площадку, и я, не успев ни о чем толком договориться, вынужден отключить телефон.

– Ходил на улицу – машину проверял, вроде сигнализация орала, – слова образуются сами по себе.

Света недоверчиво молчит. Закрываю за собой входную дверь и бреду к шкафу – одеваться.

Что за отстойная жизнь! Существование, выстроенное на страдании. Все вокруг твердят, что сын страдает от недостатка общения со мной, я, в свою очередь, страдаю от невозможности сбалансировать любовь к нему, теплое отношение к семье вообще и постоянное чувство скуки, томящее меня дома, непрерывное желание быть предоставленным самому себе, свободным и независимым. Светлана никак не смирится с пронзительным чувством утраты меня, студента, до психоза влюбленного в ее прекрасные серые глаза, наивного и доброго, готового заняться сексом в любое время дня и ночи. Мама страдает от обычных материнских переживаний, от того, что я порой выпиваю и употребляю наркотики, общаюсь с маргинальными персонажами и…

Конечно, здесь все вертится вокруг меня. И все это не соответствует действительности. Никогда нельзя быть до конца уверенным в своей правоте. Нельзя знать, насколько важное место в жизни другого ты занимаешь. Все держится на страдании. Чтобы быть счастливым, я делаю несчастными своих близких. Хочешь счастья – лиши его других! Не приемлю эту аксиому.

22:00. Клуб «Шестнадцать тонн». Сижу за стойкой и пью «Черного русского». Бурзум обещала приехать в десять, что означает – ближе к половине одиннадцатого. Массовку создает неприятная мне публика, состоящая из менеджеров западных компаний, бандитов и коммерсантов средней руки.

«Почему мы решили встречаться в таком отстойнике? – думаю я. – Ненавижу это быдло».

Мимо проходит Слава Пектун. Он работает в клубе арт-директором, надо бы поздороваться, но нет желания. Делаю вид, что не замечаю его.

22:30. Ну где же эта девка? Я выпиваю двойной скотч. Бандитов становится все больше, менеджеры западных фирм все сильнее накачиваются пивом.

23:45. Конечно, я знал, что эта сука не приедет. Пошла тусоваться со своим мужем или с какой-нибудь очередной компанией. Может быть, вмазалась героином и лежит сейчас дома, забыв о моем существовании. А скорее всего, просто была не в настроении и решила не ездить. Хотя бы позвонила! Я беру еще виски, на душе паршиво, чувствуется, что вечер испорчен.

«Давно послал бы ее на хуй и жил спокойно, – думаю я, – почему человек так устроен? Что за отвратительный червяк разъедает мне душу? Ладно, хватит пропитываться этой деструктивной жалостью к самому себе, рефлексия бесплодна. Выпей еще и снимайся с парковки, походи по местам, повстречай знакомых, посмотри на девчонок, может, зацепишь какую-нибудь…»