Фабрика лжи - [6]
И это не обмолвка — продуманная идея, которая в другом романе Миченера, уже упомянутом «Договоре», выразилась с полной определенностью. Того оглушительного успеха, что пришелся на долю «Чесапика», эта книга не имела. Она, правда, попала в список бестселлеров, но тут скорее действовала инерция массового мышления — от кумира ожидали нового откровения. Оно не состоялось, и возникший было интерес тут же угас. Это понятно, ибо, изменив место действия, — взамен США — Африка, точнее ЮАР, взамен Стидов и Паксморов — Тьярты и Ван Доорны, бывшие голландцы, а ныне буры, — автор, по существу, продублировал проблематику и ситуацию «Чесапика»: строительство новой империи, возводимой руками простых людей. И тот же прием — изображение чреды сменяющих друг друга поколений, и та же общая конструкция — история народа и государства в зеркале частной жизни.
Но что касается расовых взаимоотношений, автор высказался более развернуто и недвусмысленно. По сути дела, правда, оговариваясь и украшая идею виньетками пустословия, Миченер выступает в защиту апартеида. Он рассматривает чудовищную, средневековую систему как историческую неизбежность, сложившуюся в результате трудного и драматического развития цивилизации в Южной Африке. Массовое уничтожение коренного населения изображено в романе как необходимая мера защиты домашнего очага колонизаторов, а в историческом смысле — самого прогресса от дикарских покушений африканских племен зулу и хауса. Обильно цитируя документы, в которых дистанция между белыми хозяевами и черными работниками оправдывается ссылками на Библию, автор сочувственно комментирует: «Эти слова ближе к истине, чем что-либо иное, потому они и приобрели мировую известность». И лишь в одном отношении, полагает Миченер, правящее белое меньшинство допустило тактический промах, не использовав в XX веке возможность «протянуть цветным руку дружбы и предложить им достойное партнерство». Кажется, автор совершенно не чувствует, каким высокомерием, каким аморальным прагматизмом отдает эта идея.
Вернемся, однако, к «Чесапику». Южная Африка далеко, и поэтому автор мог высказать свои взгляды с достаточной прямотой, тем более что среди его соотечественников немало тайных, да и явных сторонников расистского режима. Что же касается собственных дел, то, хоть позорная традиция расового неравноправия в Америке все еще исключительно сильна, вряд ли широкая публика примет попытки оправдания рабовладельческого прошлого. Вот почему Миченер, не сумев вовсе уйти ни от самой проблемы, ни от ее интерпретации, всячески пытается задвинуть ее на периферию повествования.
А в центр ее, не считаясь с реальным состоянием мира, передвигается стройный, непротиворечивый образ буржуазного бытия, от которого тщательно отсекается все «лишнее».
«Ньюсуик», США
Манифестацией его становятся семейные кланы. Сколь бы несимпатичны ни были иные из их представителей, в какие бы компромиссы с совестью не случалось им вступать, в главном и целом это замечательные люди, подлинные герои. Преодолевая любые препятствия, они выстраивают собственные судьбы и одновременно судьбы державы, которой назначено нести свет всему человечеству. И пусть не смущает то, что от прямых характеристик автор, как правило, уходит, остается в тени, сталкивая персонажей с читателем вплотную, предоставляя им свободу высказывания и поведения. Это очередная видимость. Ибо сами эпизоды планируются и осуществляются таким образом, чтобы у потребителя сложилась вполне определенная оценка увиденного и услышанного.
Матт Терлок превращает свою шхуну с поэтическим наименованием «Ариэль» в работорговое судно. Казалось бы, позорное занятие и бравый капитан должен быть автоматически исключен из списков человечества. Ничуть не бывало — он остается вполне положительной, более того, вызывающей восхищение автора личностью: незаурядный воитель, настоящий морской волк. Дотошно описывается, как Матту удалось ускользнуть от английских судов, патрулирующих африканское побережье. А при изображении бунта рабов на «Ариэле» в повествовании начинают звучать едва ли не трагические интонации: защищая свою жизнь, обрушивая на африканцев священный гнев, капитан неуловимо сливается с мелвилловским Ахавом, маниакально одержимым идеей мести Белому Киту (даже внешним видом Терлок напоминает классического героя, только что деревянная нога Ахава превращается в искусственный на месте преступника вырастает мученик. И судьба его достойна оплакивания и благодарной памяти, особенно если вспомнить одинокую войну героя с англичанами в пору вооруженных конфликтов 1810 года, когда он проявил себя как подлинный патриот Америки.
