Фабр - [47]

Если, описывая встречу с каким-нибудь перепончатокрылым или жуком на Пустой дороге, Фабр часто не называет год, ограничиваясь упоминанием сезона, то здесь в случае с неожиданным посетителем имеет значение именно год.

Год — 1867-й. Человек, спустившийся в подвал Сен-Марциала, в лабораторию, — не кто-нибудь из администрации лицея или муниципалитета, а Виктор Дюрюи, министр просвещения.

О том, что привело Дюрюи в темный подвал, где Фабр трудился над мареновыми отжимами, следует сказать подробнее. Надо хотя бы коротко объяснить и то, как случилось, что нелюдимый Фабр знал в лицо министра, занимавшего видное положение в Париже, и, как говорили, приближенного к самому Луи-Наполеону.

Говоря об эпохе второй империи, когда Луи-Наполеон возглавлял французское правительство, В. И. Ленин особенно подчеркивает, что для нее характерны «необходимость внешнего блеска», подслащивание реакции, напыщенная декламация «о равенстве, братстве, свободе, чести и достоинстве родины, о традициях великой революции…» Наполеон III положил не мало труда на «заигрывание с рабочими». внушал эксплуатируемым, что правительство стоит выше классов, что оно служит интересам не дворян и буржуазии, а интересам справедливости, что оно неустанно печется о защите слабых и бедных.

Политику в области народного просвещения режим Луи-Наполеона использовал как важный рычаг всей внутренней политики. Вслед за принятием закона против школьных учителей, подчинившего их произволу префектов, был утвержден закон против образования, которым, как писал Маркс, «партия порядка объявила невежество и насильственное отупление Франции необходимым условием своего существования при режиме всеобщего избирательного права». В 1859 году в статье «Франция при Луи-Наполеоне» Н. Г. Чернышевский говорит о том, как эта тактика насильственного отупления отразилась на школе. «Правительство старалось по возможности искоренить предметы, внушающие уму общие понятия, как, например, философию, историю, всеобщую литературу. Воспитанники, дошедшие до IV класса лицейского преподавания, могут освобождаться or слушания других курсов, объявив, что посвящают себя точным наукам. Эта мера, известная под именем бифуркации — подразделения курсов, осуждается просвещеннейшими и опытнейшими людьми, как смертельный удар умственным успехам нации… По общему суждению знатоков дела, вредные последствия этой меры уже обнаруживаются очень сильно, а если она продержится долго, сделаются еще более гибельными».

Призванный Луи-Наполеоном возглавить министерство просвещения, Дюрюи принял нелегкое наследство.

Он стал министром в 1863 году, а через 4 года, то есть именно в 1867 году, был принят, наконец, подготовленный Дюрюи «великий закон о начальном образовании». Так он именуется многими французскими исследователями.

Сын мастера-ткача, высокообразованный историк, человек прогрессивных взглядов, Дюрюи попытался исправить дело. Стремясь перестроить школу так, чтобы она выпускала глубоко образованных людей, он восстановил преподавание философии, ввел курс новой истории. Еще недавно этот курс обрывался на событиях 1815 года, и последние полстолетия как бы начисто вычеркивались из сознания учащихся.

Новый министр требовал от школы «сделать науку доступной для детей, устраняя все слишком абстрактное и непрестанно связывая изучаемые факты с явлениями, которые дети наблюдают в реальной жизни. Внимание учеников надо непрестанно направлять на реальность жизни, побуждать их разбираться в явлениях, которые происходят в той среде, где они находятся, — словом, развивать их наблюдения и суждения». Дюрюи создал сеть специального образования, а пресловутую бифуркацию ликвидировал. Было расширено и усовершенствовано бесплатное начальное образование, улучшено внешкольное просвещение.

«Дюрюи стал единственным популярным министром второй империи», — писал впоследствии Лависс. В монографии «Французская школа и борьба за ее демократизацию» советский исследователь С. А. Фрумов говорит: «Педагог и ученый, вышедший из демократической среды, Дюрюи проявил действительную заботу о развитии народного образования. Исторические обстоятельства сложились так, что он получил возможность некоторое время действовать. Но действия его были ограничены тем, что он был министром второй империи». Дюрюи понадобился в демагогических целях, когда Луи-Наполеон принял позу «государя-просветителя». Кандидатура нового министра устраивала его и в другом плане: Дюрюи был противник клерикализма, а правительство демонстрировало холодность к Ватикану.

…Несколько лет назад — Фабр хорошо помнит этот день — в лицей явились два инспектора из министерства. Обследовав классы, они выступили перед преподавателями. Инспектор по науке говорил долго и нудно, без чувства и мысли; инспектор по литературе с первых же фраз приковал к себе внимание. То была не чиновничья проповедь, но горячий призыв, крик души, полной беспокойства о школе и ее назначении.

— Кто это? — спросил Фабр коллег, информированных обычно лучше, чем он.

— Виктор Дюрюи, — ответили ему.

«Жаль, что он инспектирует литературу. Будь он по науке, мне, может, довелось бы с ним встретиться», — подумал Фабр.