Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик - [104]
Сообщение ректора от 5 сентября 1832 г., которое цитирует Салупере[883], на самом деле относится не только к истории с фальшивыми деньгами, но и к инциденту, отмеченному в университетской штрафной книге 29 августа 1832 г., о котором исследовательница не упоминает. Там сказано, что дело против студентов О. Х. В. Шемела (Otto Chr. Wilch Schemell), Г. Э. Н. Р. Глезера (Georg Eugen Neander Rudolph Glaeser), К. Л. Гротуса (Carl Leonhard Grothus) и Г. фон Самсона (Guido v. Sаmson) возбуждено из-за противозаконной попытки задержать на улице Булгарина и фон Липгарта. Решение университетского суда по этому вопросу было вынесено 16 сентября: все обвиняемые были приговорены к трехнедельному заключению в карцере[884]. Выйдя из карцера, обиженные студенты решили, по-видимому, продолжить разбирательство с Булгариным, найдя поддержку среди товарищей-студентов. Арнольд пишет: «Устраивались сходки оскорбившейся молодежи, сначала частные по отдельным корпорациям, а затем всеобщая сходка, и было решено учинить ему “Pereat monstruosum”»[885]. Пирогов утверждает, что в событиях ночи с 12 на 13 октября 1832 г. приняло участие «с лишком 600 студентов», то есть почти все учащиеся университета, у Арнольда – «до 300 буршей». Обе цифры сомнительны и никак документально не подтверждаются. Головин по этому поводу вспоминает: «Когда я еще был маульэзелем, или лошаком, т. е. приготовлялся к экзамену студенческому, Булгарину носили переат, т. е. выбили бы ему стекла, если б он не извинился. Но он поклялся своими сединами, что он всегда был об студентах самого лучшего мнения, и отделался одним страхом. Студенты меня послали к нему за объяснением: хотел ли он травить Алексеева (поэта)[886] собаками? Сцена была забавная, но мы не вышли из взаимного уважения и учтивости»[887].
Здесь содержится указание на несколько случаев, происшедших в течение октября 1832 г. По-видимому, pereat с 11 на 12 октября прошел спокойно, как это описано у Арнольда[888], и только в следующую ночь в окно жилого дома Булгариных влетел камень. 14 октября состоялось заседание университетского суда в составе трех человек – проректора, декана юридического факультета профессора фон Брёкера и синдика К. Ф. фон дер Борга, на котором было зачитано письмо Булгарина на французском языке проректору И. Ф. Мойеру следующего содержания[889]:
Милостивый государь!
Зная вашу доброту и к тому же получив вчера доказательство вашей деликатности[890], я осмеливаюсь сообщить Вам о происшествии, которое является пагубным знаком и заставляет меня опасаться за жизнь моей больной супруги, которую негодяи решили сделать жертвой своей глупой мести. Этой ночью, между полуночью и часом утра, экипаж, набитый студентами, остановился возле Карлова. Лошади испугались моих сторожей, внезапно появившихся собак, и любезные ночные пассажиры с проклятиями повернули оглобли и возвратились в город, не причинив особого вреда сторожам. Конечно, подобное происшествие не может дать место судебному преследованию, однако оно является свидетельством враждебных намерений против моей семьи. Я не потерплю формальной угрозы, как какой-то трус, и я принял твердое решение отразить любой удар с оружием в руках. Будь что будет. Однако я считаю своим долгом написать в деталях Его Величеству обо всем, что происходит здесь до и после злополучного водворения в этом городе, просить защитить действенными мерами безопасность горожан, жизнь их жен и их имущество от распущенности необузданной молодежи.
Примите, милостивый государь, уверение в совершеннейшем моем почтении и глубоком уважении от вашего смиренного и покорного слуги Фаддея Булгарина.
14 октября 1832. Карлово[891].
В этот же день Мойер послал письмо местному полицмейстеру с объяснением по поводу разбитого окна в имении Карлово, напугавшего беременную жену Булгарина. Поддерживая жалобу Булгарина, он просит полицейское управление усилить охрану со стороны города около границы Карлова, чтобы избежать подобных инцидентов[892]. Из дальнейшего разбирательства с участием помощника полицейского надзирателя Баха выяснилось, что у мызы Булгарина были студенты-медики Й. Экардт, К. Флейшер и юрист И. Леонтьев, выехавшие по направлению к Карлову из известного в городе питейного заведения П. М. Туна[893]. По словам Баха, только указанные студенты находились в экипаже, и по постановлению университетского суда они подверглись штрафу.
Тем временем вскоре состоялся четвертый эпизод конфликта Булгарина со студентами, начавшегося в августе. Вышедшие из карцера студенты-медики попытались еще раз объясниться с Булгариным и Липгартом
