Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [267]
"[1647].
Картина "Праздник Рождества в Мертвом доме" хранилась долгие годы в Ленинградском музее Революции. В 1955 г. она была обнаружена Т. Г. Динесман и передана в Московский музей Ф. М. Достоевского.
Долгие годы после каторги и ссылки петрашевцы находились под тайным наблюдением правительства[1648]. Достоевского не спасло и офицерское звание, полученное им в Семипалатинске. В это время надзор над ним производился двумя ведомствами: военным и гражданским. Гражданский надзор особенно усилился, когда Достоевскому было разрешено "иметь жительство в Петербурге". В 1860-е годы III Отделением "о литераторе Достоевском" заводились дела и тогда, когда он покидал Россию. Унизительность своего поднадзорного положения писатель более всего ощущал каждый раз при обращении в полицию с просьбой о разрешении выезда из столицы. Впервые он обратился с подобной просьбой в мае 1862 г. Переписка Достоевского по этому делу, по справкам Министерства внутренних дел, была "утрачена во время пожара, бывшего в здании Министерства"[1649].
Но о первой поездке Достоевского за границу в архиве III Отделения сохранились документы, свидетельствующие о том, что и вдали от России он не оставался свободным от надзора. По донесениям агентов, следивших за домом Герцена в Лондоне, Достоевский "свел там дружбу с изгнанником Герценом и Бакуниным"[1650]. На основании этих донесений имя его было внесено в список "лиц, заподозренных в сношениях с изгнанником Герценом", причем Достоевский был отнесен шефом жандармов В. А. Долгоруковым к категории тех лиц, которые посещали Герцена не из простого любопытства, а участвовали "более или менее в преступных его намерениях"[1651]. Как известно, Герцен, получивший через польских корреспондентов этот "лист имен <…> которых по возвращении будут задерживать"[1652], опубликовал его в "Колоколе"[1653]. Но об аресте Достоевского (как обычно отмечали биографы) в делах III Отделения документов не оказалось! Было "предложено при возвращении его из-за границы осмотреть его бумаги и книги", "в случае открытия <…> запрещенных книг, газет или подозрительных писем немедленно отобрать оные и препроводить в III Отделение"[1654].
Достоевский еще находился за границей, когда, следуя этому приказу, разосланному всем таможням, петербургская таможня 13 июня 1862 г. перехватила пакет, адресованный неизвестным лицом в журнал "Время" М. М. Достоевскому "для передачи писателю Ф. М. Достоевскому". 16 июня в III Отделение был вызван М. М. Достоевский, при котором и был вскрыт пакет с рукописью "Дело земского ярыжки с приписью". Он объяснил, что рукопись могла быть прислана ему для публикации в журнале "Время" не известным ему чиновником Загребаевым, от которого он недавно получил письмо с просьбой напечатать эту рукопись, "сколько можно судить по слогу этого письма, я не думаю, что рукопись эта могла быть напечатана". Показать письмо чиновника М. М. Достоевский отказался, сказав, что затерял его. Рукопись (279 страниц) осталась в III Отделении[1655]. Она находится в деле "О революционном духе народа в России и о распространении по сему случаю возмутительных воззваний, ч. 82, о литераторе Федоре Достоевском".
Как известно, под № 230 в III Отделении были заведены дела специальной следственной комиссии, созданной в июне 1862 г. (одновременно с комиссией, выявлявшей участников пожаров) для расследования источников и путей распространения прокламаций и других революционных изданий. Братья Достоевские были известны этой комиссии еще в июне 1862 г. в связи с непропущенными цензурой статьями о пожарах (ч. 2 и 10).
Когда через год, в 1863 г., Достоевский вновь обратился в III Отделение с просьбой о выдаче ему заграничного паспорта, чиновники не могли разобраться:
"который это Достоевский? — тот ли, который был сослан по делу Петрашевского, или бывший издатель газеты "Время"?"
При наведении справок было дано "уточнение": "Федор Достоевский, причастный к делу Петрашевского", и замечено, что из всех лиц, "осужденных по делу Петрашевского, кроме Достоевского, был увольняем за границу для сопровождения больной жены прапорщик Европеус"[1656]. С просьбами о выдаче ему заграничного паспорта "для поправления расстроенного здоровья" Достоевский должен был обращаться к петербургскому генерал-губернатору.
В 1860-е годы эту должность исполнял А. А. Суворов, известный в кругах революционно настроенной интеллигенции как человек, способствовавший облегчению судьбы М. Л. Михайлова и других участников революционного движения. "Отстоял Суворов", — писал о нем в письмах к друзьям Герцен, рассказывая о действиях петербургского генерал-губернатора в дни студенческих волнений[1657]. Суворов же предупредил Достоевского, уверенного в возвращении ему всех гражданских прав после освобождения из острога, что он находится под надзором полиции[1658]. Доклады Суворова о просьбе Достоевского по поводу отъезда за границу написаны с сочувствием к "самому отчаянному и безвыходному положению писателя", "страдающего припадками падучей болезни". И возможно, не без содействия Суворова Достоевский получал заграничные паспорта в 1862, 1863, 1864 (в то лето, имея разрешение, не выехал за границу в связи с болезнью брата) и в 1865 гг. Такое разрешение было выдано ему и в 1867 г. Петербургский градоначальник Ф. Ф. Трепов, "
Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.