Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [203]
Автограф // ЛБ. — Ф. 93.III.12.13.
Письмо написано на бланке журнала "Эпоха". Адресат установлен мною.
56. Н. М. Достоевский — А. М. Достоевскому
<С.-Петербург> 25 марта 1867 г.
…Брат Федор Михайлович женился. Свадьба была 15 февраля. Жена его двадцати лет, очень миленькая, отлично образованна и, главное, бесконечно добрая. Брат Федор принял на себя все долги покойного брата да, кроме того, один содержит семейство покойного. Вот почему я не могу обращаться к нему о помощи.
Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 75.
57. А. Н. Майков — М. П. Погодину
<С.-Петербург. 30 марта 1867 г.>
Вы объявили в газете, чтобы вас не беспокоили знакомые, но вот, почтеннейший Михаил Петрович, поехал в Москву Федор Михайлович Достоевский[930] с желанием вас посетить и просил меня предупредить вас и просить, чтоб вы его приняли; пожалуйста, не откажите, это человек сочувственный, до страсти русский и очень вас уважающий. Увидите сами. Не обращайте внимания на некоторые странности его, а только поймите их <…>
(Вот с ним бы вы отправили мне историю-то, хоть в листах[931].)
Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 373. — Оп. 1. — Ед. хр. 220.
Дата почтового штемпеля.
Об отношениях М. П. Погодина с Достоевским см. в публикации Л. Е. Барсуковой "Переписка Ф. М. Достоевского с М. П. Погодиным" // Звенья. — VI. — С. 439-454.
58. А. Н. Майков — М. П. Погодину
<С.-Петербург. Март 1867 г.>
…Вчера забыл отправить письмо и вдруг получаю от вас. Действительно, плохи сотрудники — кому я ни говорил, все одобряют, да языком, не подвигнутся. Дело в том, что у нас как-то разделился люд пишущий — на художников и журналистов или сотрудников. Даже враждебно смотрят друг на друга. Кто виноват? Конечно, последние, ибо сотворили из своего дела ремесло. В нашем скептическом Петербурге я не ожидаю вам большого успеха в публике. Это только мы с Достоевским разом в голос сказали — что ноты, которая слышится в вашем "Русском", недоставало в хоре нашей журналистики. Притом, погодите, надо время[932]. Петербург вдруг не устанавливает мнения и приговоры. Его надо завоевать. Довольно про него сказать, что вообще он много обрусел в последние годы…
Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 373. — Оп. 1. — Ед. хр. 220.
Дата поставлена рукой М. П. Погодина.
59. М. П. Погодин — А. Н. Майкову
<Москва. 1 апреля 1867 г.>
…Достоевский до сих пор не был[933]. Я спрашивал о нем кое-кого, но никто не мог сказать мне ничего. Очень рад бы я был с ним познакомиться, особенно после вашего свидетельства. Праздник весь буду сидеть дома[934]…
Автограф // ЛБ. — М.9515.9.
60. А. Н. Майков — М. П. Погодину
<С.-Петербург. 25 апреля 1867 г.>
…Достоевский не успел к вам заглянуть, ибо случился с ним в ассигнованный для того день припадок падучей <…> Роман Тургенева[935] носит на себе печать отсутствия автора несколько лет из России. Дыхания жизни, черноземной силы уже нет. Выработалось много нового, можно сказать — новый период начался в жизни общества, он его не понял и едва заметил. Он является брюзгливым западником, для которого цель только цивилизация, а народов нет. Грустно и противно читать, особенно когда он учит, с каким благоговением нам, ученикам, должно смотреть на Запад и когда видеть недостатки его, то делать вид, что не замечаешь, молчать и, подобно Ноевым благонравным сынам, прикрыть наготу и стыд родителя, а не смеяться, как Хам. Ну уж как хотите, тут лучше поступать по-хамовски: пусть старый батька проклинает. Если Запад — отец и его должно уважать, то за что матери-то (России) подымать подол и срамотине ее зло радоваться? Нет, Иван Сергеич, забыли другую басню — об Антее, которого сила в стоянии на земле. Это миф, более всего годный помнить поэтам…
Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 373. — Оп. 1. — Ед. хр. 220.
61. А. М. Бухарев[936] — А. А. Краевскому
<Ростов-Ярославский> 28 июня 1867 г.
…Препровождая к вам две мои статьи, покорнейше прошу не отказать поместить их в вашем журнале — в заботливом внимании к важности настоящей минуты в ходе дела русской мысли и жизни[937]. Вам легко удостовериться, что мои статьи не лишни в вашем издании и после помещенных уже в нем критических статей о последних произведениях Тургенева и Достоевского[938], — напротив, нужны по своему направлению к тому, чтобы журналистика не пустилась опять по прежней дороге эгоистической полемики, ровно ничего не выяснившей нашему обществу. Такие честные дельцы мысли, как г. Страхов, стоят лучшего дела, чем бороться против своих, как и "Отечественные записки" заслуживают того, чтобы не было на них пятна — ратовать против таких писателей, которые навсегда останутся честью для нашего отечества. Не говорю уж об общей задаче журнала помогать русской мысли и жизни выходить из всяческой умственной и нравственной путаницы на настоящее русское дело. — Духу же вашего журнала, судя по "Чающим движения воды"[939] и историческому роману о женихе Ксении Годуновой[940] и по самым статьям г. Страхова, мои статьи не противны[941] <…>
Статьи писаны мною так, чтобы избегнуть надобности посылать их в духовную цензуру. На случай, однако, если вы сочли бы нужным обратиться к ней, благоволите обозначить на самых статьях — что в статье "О "Преступлении и наказании" может подлежать духовной цензуре — разве стр. 29-30, а в статье о тургеневской повести — С. 1, 19 и 23.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.