Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [197]

Шрифт
Интервал

Про брата Федора я и писать не берусь. Теплая, ангельская душа, характер… Одним словом, если ты еще не читал последних двух его сочинений — "Униженные и оскорбленные" и "Записки из Мертвого дома", прочти, и ты увидишь, что вся его душа, вся его жизнь видна, как на ладони. Этот человек готов всегда жертвовать собою для блага ближнего. Жена его очень добрая особа, но жаль, что очень больная женщина. У ней чахотка, и только тридцатилетний возраст не дает скоро развиться этой болезни.

Теперь начинаю про сестру Сашу и ее семейство, про ее горькую жизнь и ужасное положение в настоящее время <…> Я пишу это письмо потихоньку от всех, чтобы и тебя умолить как-нибудь помочь сестре. Я бы не тревожил тебя, если бы я окончательно усвоился в Питере. Я как холостой брат прежде всего должен бы стараться о сестре; но что делать, последнее время я был совершенно без дела и должен был продать все лишнее: лошадь, экипаж и всю к этому утварь. Не думай, чтоб я жаловался на свою судьбу. Вовсе нет. Дела мои теперь поправляются, и я вовсе не нуждаюсь. Живу своим хозяйством с двумя слугами, не ради роскоши, а ради того, что я второго слугу взял к себе: мальчика для обучения (бедного сироту). Я был бы Крезом, если бы имел твердость характера. Я все принимаю к сердцу как-то по-женски, тряпично, и всякая мелочь тревожит меня так, что я, несмотря на множество частных дел, хожу, как угорелый, ничего не делая. Через это только я теряю многое, но все-таки не всё, и, слава богу, не сижу без дела, а следовательно и без куска хлеба. Ну, обо мне впоследствии. Вообще местоимение я тут не у места, когда дело идет о более важном <…>

Все тебе кланяются, хотя и не знают, что я пишу к тебе, потому что все тебя очень часто вспоминают, и не далее, как вчера, в день твоего ангела, у брата Мих-Миха, где первый начал тост за твое здоровье брат Федя и все дружески приняли его и залпом осушили рюмки с шато-лафит…


Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 75.


38. М. П. Покровский[832] — Н. Н. Страхову


Онега. 18 ноября 1862 г.

…Наконец, еще просьба, за которую я всего больше боюсь, а между тем сильно бы хотел успеха, и притом поскорей. Дело в том, чтобы вы достали мне в каком-нибудь журнале работу, например компилятивную. При ваших связях со "Временем", "Библиотекой для чтения" и др. это возможно. Мне хотелось бы именно компилятивную, так как сочинять мне нечего, а перевод всегда плохо вознаграждается, да и слишком уж трудная работа <…>

У меня есть Бокль, компиляция которого тоже была бы украшением сего журнала (например, взгляд на историю революции 1789 года по Боклю). Наконец, М. М. и Ф. М. Достоевские, так же, как и редакторы "Библиотеки для чтения", могли бы присылать мне другие статьи и книги для компилирования[833]


Автограф // ЦНБ АН УССР. — III.17873.


39. В. С. Курочкин[834] — В. П. Буренину[835]


<С.-Петербург> 26 февраля 1863 г.

Извините меня, что я так долго не отвечал вам[836]. Во-первых, я был болен, а во-вторых, не то что затерял ваш адрес, а потерял первое ваше письмо, в котором было обозначено ваше имя и отчество. Пожалуйста, не замедлите просветить меня в этом отношении.

Я все хотел писать к вам подробно, но если ждать свободного времени, то, пожалуй, никогда и не соберешься. Я не напечатал окончания вашего "Литературного маскарада"[837], потому что мы несколько расходимся с вами во взгляде на деятельность Каткова. Мы уже несколько раз писали, что он отрекся от Англии и всего западного и возвратился на родину в Армянский переулок, т. е. встал во главе защитников всего неподвижного, старого, а по вашим стихам выходит, будто бы он только в 1862 году открыл Англию. Только по поводу этого противоречия я и не поместил всего стихотворения.

Посылаю вам за №№ 1, 4 и 7 — 120 рублей (считая по 25 копеек за строчку стихов и по 9 копеек за строчку прозы, следует 119 р. 21 к.). Если же согласны работать на этих условиях, позвольте считать вас постоянным участником "Искры" и рассчитывать на возможно частую присылку ваших статей.

Не возьметесь ли вы сообщать в "Искру" постоянных корреспонденции из Москвы — в стихах и прозе, и в какой форме найдете удобным? Это было бы очень кстати для "Искры".

Я приделал окончание к "Ванне", потому что нужно было высказать несколько истин Достоевскому. Я подписал под статьей Хлеб<ный> Свистун, потому что не был уверен, что вы согласитесь на вставки и добавления в статье, подписанной вашим псевдонимом[838]. Напишите, пожалуйста, откровенно ваше мнение об этих вставках. Лучше всего, если при присылке статей вы будете указывать, когда, в какой статье не желаете изменений. Так делают петербургские участники "Искры". Кланяйтесь Плещееву. Что он забыл "Искру"?


Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 1024. — Оп. 2. — Ед. хр. 21.

Письмо на бланке редакции "Искры".


40. Н. Ф. Щербина[839] — М. Н. Каткову[840]


С.-Петербург. 16 марта 1863 г.

…Я вчера лишь на одном вечере прослушал новый роман А. Ф. Писемского[841] и нахожу те главы, которые мне удалось слышать, художественными и общественно-полезными в смысле нашего политического самосознания, — тем более в наш ребяческий момент, среди взбаламученного школярства, офицерства, пустозвонства, нигилизма и прочего тому подобного. Этому роману именно место в "Русском вестнике", где были напечатаны "Отцы и дети", в "Русском вестнике", родившем наше политическое понимание и государственное и общественное самосознание <…> Чтоб дать большее влияние журналу и еще больше распространить его в публике, в видах патриотических, при главном есть еще и кое-что аксессуарное. Публика, видя в "Русском вестнике" все лучшее силы литературы, заподозрит нигилистические периодические издания. Увидит, что все таланты пристали к "Русскому вестнику, — а это недаром, значит все умное, честное и даровитое на Руси ему исключительно сочувствует и на его стороне, — а петербургские журналы, потакающие темным инстинктам болванства и стихийным чувствам недорослей, спекулирующие даже интересы отечества — мало-помалу станут падать и падать <…> Роман Писемского пойдет, вероятно, на шесть книжек журнала: тут еще экономический расчет


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.