Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [195]
Автограф // ИРЛИ. — Ф. 569. — Ед. хр. 587.
30. А. С. Суворин — М. Ф. Де Пуле
<Москва> 17 июля <1861 г.>
…Я уже писал вам, что о романе Достоевского она пишет сама[810] — о романе Потанина рецензия также заказана, — кажется, Некрасову[811], точно так же, как и о романе Потехина "Бедные дворяне". Следовательно, для "Русской речи" нет вам надобности писать об этих вещах. О Полонском графиня просит вас написать непременно, но при этом она говорит, что невысокого она мнения о таланте этого поэта, что вы, конечно, должны принять к сведению. Впрочем, его роман в стихах, который петербуржцы, как слышно, ставят на одну доску с "Онегиным" Пушкина, может быть, поколеблет ее убеждения, а вас утвердит в значительности дарования Полонского[812] <…> Цензура ужасная, просто поворот к старому[813]…
Автограф // ИРЛИ. — Ф. 569. — Ед. хр. 587.
31. А. С. Суворин — М. Ф. Де Пуле
Москва. 27 декабря 1861 г.
…Относительно народа я вполне сочувствую "Времени"[814]. Но, кстати, неужели безусловно вам нравится этот журнал? Ведь он держится беллетристикою, а не чем другим. Ведь критический отдел его вельми слаб, ведь что-то новое только и есть в статьях Ф. Достоевского ("Книжность и грамотность")[815]. Относительно искусства я вам скажу только одно, что в наше время, как хотите, а искусство отложить бы в сторонку и не трогать его…
Автограф // ИРЛИ. — Ф. 569. — Ед. хр. 587.
32. М. М. Достоевский — Н. Н. Страхову
<С.-Петербург, 1861 г.?>
Брат был у меня вчера весьма поздно, и потому только нынче утром могу уведомить вас, добрейший Николай Николаевич, что, по зрелом обсуждении, мы боимся напечатать Маколея[816]. Ради бога, не примите этого обстоятельства за что-нибудь другое. Вы знаете, какое уважение мы оба с братом питаем к вам, и потому <будьте> на этот счет покойны[817]…
Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 1159. — Оп. 2. — Ед. хр. 5.
33. М. М. Достоевский — Н. Н. Страхову
<С.-Петербург> 7 января <1862 г.?>
Вы страдали по "Времени", а я всю неделю по вас. Очень нужно было вас видеть; во-первых, потому, что необходимо было учинить окончательный расчет; во-вторых, чтоб поговорить о следующей книге, а в-третьих, просто потому, что я всегда счастлив и рад, когда вас вижу у себя. Прислать книги сейчас не могу, потому что завтра праздник и люди мои гуляют — просто некого послать. Завезу вам экземпляр завтра к брату, где с вами надеюсь увидеться, и передам его вам[818]…
Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 1159. — Оп. 2. — Ед. хр. 5.
34. М. П. Покровский[819] — Н. Н. Страхову
Онега. 30 января-2 февраля <1862 г.>
…Я теперь дошел, так сказать, до апогея моих бедствий — и колесо скоро должно начать вертеться в другую сторону. Либо эта, либо следующая почта должна принести мне известие о моем переводе в Архангельск <…>
Господи, спаси мою душу! Если прочитать здесь на публичном чтении "Мертвые души", то это выйдет решительно личностью! А ведь сколько лет прошло с тех пор! Подобострастие, унижение перед высшими, давление низших, подлость, взятки, сплетни, дрязги <…> Губернатор и вообще власти решительно покровительствуют взяткам и взяточникам, находя людей, не берущих взятки, опасными <…>
Пишите, кланяйтесь Шестаковым[820], Достоевским[821] и т. д. <…> А что же "Время"? Я просил, чтобы вы выслали мне и за прошлый год …
Автограф // ЦНБ АН УССР. — III.17898.
35. М. М. Достоевский — Н. Н. Страхову
С.-Петербург. 18 июля 1862 г.
Спешу уведомить вас, добрейший Николай Николаевич, что нынче я получил письмо от брата. Он все еще в Париже и 15 числа нашего стиля оттуда выезжает. Писать к нему он просит во Флоренцию, poste restante, где он будет к 1 августа или в первых числах. Стало быть в двадцатых июля — он в Женеве[822]. Он очень жалеет, что вы не отвечали ему на письмо его, и потому он не знает даже, уехали ли вы за границу или нет[823]. Если не встретитесь с ним в Женеве, напишите к нему во Флоренцию и назначьте отель, в котором остановитесь[824].
Все по-старому у нас. Новостей никаких.
Как бы я желал, чтоб вы встретились с братом!
Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 1159. — Оп. 2. — Ед. хр. 5.
36. Е. А. Салиас — Евгении Тур
Царское Село. 3 октября 1862 г.
…Публика любила последнее время и, может быть (?????), и теперь (???) любит действительность, реализм Щедрина и К. А этой действительности у меня нету <…>
Вы пишете: "Пришлите денег, я без гроша, и скорее". Денег нет. Сенковский вместо 70 должен 45. <М. М.> Достоевский (врет или нет?) не должен[826] <…> Где достать денег? Если отдать статью Усову[827], который не отдаст (тогда) даже и старого долга, — это глупо. Деньги надо сейчас. У него их нету. "Современное слово" (т. е. "Инвалид") — кабак, выстроенный из бревен, оставшихся после балагана — "Современника"[828]. Остается невинная и тупо смирная "Библиотека"[829] <…> Вам литературным трудом (одним) жить за границей будет трудно не потому, чтобы вы не могли написать в год достаточно листов, чтобы прожить, но потому, что писать постоянно, появляться в журналах часто, подписывая свое имя под беспрестанными мелочами, не следует. Не надо приучать публику к тому, чтоб она, увидев ваше имя, могла подумать, что содержанье — мелочь, или перевод, или резюме чужой книги. Наконец войдите в положенье редактора. Времена переменились. Теперь сократить что-нибудь, прибавив два слова от себя, может много народу, которые возьмут мало, что дадут <…>
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.