Эзотерическое христианство, или Малые мистерии - [65]

В ранний период христианской церкви крещению предшествовало тщательное подготовление и это было необходимо ввиду того, что вступавшие в лоно церкви принадлежали перед тем к другим вероисповеданиям. Обращенный проходил через три определенные ступени наставления, оставаясь на каждой из них до тех пор, пока не овладевал вполне данным ему обучением; и только после усвоения всех трех ступеней получал крещение, открывавшее ему доступ в церковь. Затем ему сообщался Символ Веры, который не разрешалось ни записывать, ни даже произносить перед неверующими; он служил признаком, по которому узнавалось положение обращенного; знание произносимого символа означало, что обращенный прошел через акт крещения и принят полноправным членом церкви. Насколько глубока была в те времена вера в благодать, даруемую при крещении, можно судить по тому, что возник обычай креститься перед смертью. Уверенные в реальной силе крещения люди, принадлежавшие к светскому обществу и не желавшие отказаться от мирских удовольствий, откладывали таинство крещения до своего смертного часа, чтобы воспользоваться даруемой им духовной благодатью и пройти через врата смерти очищенными и исполненными духовной силы. Против этого злоупотребления некоторые Отцы Церкви боролись, и борьба их была успешна. Существует рассказ, если не ошибаюсь, св. Афанасия, который обладал большим остроумием и когда хотел показать своим слушателям всю неосмысленность или недоброкачественность их поведения, призывал на помощь юмор. Он рассказал своей пастве, что имел видение: он шел к дверям Неба, у которых стоял Св. Петр на страже; но встретил он подходившего не с радостной улыбкой, а нахмуренный и с недовольным видом. «Афанасий, – сказал он, – зачем ты не переставая посылаешь мне эти пустые мешки, тщательно запечатанные, в которых нет ничего?» Это одно из самых беспощадных изречений, встречающихся в древнем христианстве, когда эти вещи были реальностью для христиан, а не простыми формами, как для большинства в наши дни.

Обычай крестить младенцев возник постепенно, а то обучение, которое предшествовало в первые времена христианства таинству крещения, превратилось в приготовление к конфирмации, когда пробужденный ум воспринимает и подтверждает смысл крещения. Принятие младенца в лоно церкви имеет свое оправдание, если признать, что человеческая жизнь протекает в трех мирах, и что Дух и Душа, долженствующие обитать в новорожденном теле, не являются неразумными и бессознательными, а наоборот, сознательными и разумными в невидимых для нас мирах. Зная это, приветствие «сокровенному сердца человеку»,[330] вступившему на новую ступень своего странствования и призывание наиболее благотворных влияний на то тело, в котором ему придется жить на земле, – нельзя не признать правильным и справедливым. Если бы глаза людей раскрылись, как это случилось в древности со слугой пророка Елисея, и они увидели бы огненных коней и огненные колесницы вокруг горы, на которой находится Пророк Господний.[331]

Теперь мы подошли ко второму таинству, намеченному для изучения, к таинству евхаристии; это – символ вечной Жертвы, уже разъясненный нами, и в то же время ежедневное жертвоприношение католической церкви везде, где она существует, дабы изобразить эту вечную жертву, благодаря которой возникли миры и сохраняется их бытие. Она должна быть приносима ежедневно, так как ее прообраз существует вечно, и в этом таинстве люди приобщаются к действию Закона Жертвы, они отождествляют себя с ним, признают его связующую природу и добровольно присоединяются к его воздействию на миры. Чтобы подобное отождествление было полным, следует принимать участие и в материальной части таинства, но даже и одно мысленное участие в нем верующих все же приносит им духовное благо и в то же время усиливает его благое влияние на мир.

Этот важный отдел христианского богослужения теряет свою силу и свое значение, если его рассматривают только как воспоминание жертвы, принесенной в прошлом, как картинную аллегорию без глубокой одухотворяющей его истины, как одно преломление хлеба и возлияние вина без участия в извечной Жертве. Смотреть на него так – значит лишить его жизни, сделать из него мертвую картину вместо живой реальности. «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение крови Христовой? – спрашивает апостол. – Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова?»[332] И далее апостол разъясняет, что все, вкушающие от жертвы, становятся участниками общей жизни и соединяются в одном теле, разделяющем природу того Существа, которое присутствует в жертве. Здесь апостол касается факта невидимого мира и говорит с авторитетом знающего. Невидимые Существа изливают свою жизнь в употребляемые при каждом священном ритуале материалы и благодаря этому все приобщающиеся соединяются с сутью этих Существ и разделяют с Ними общую природу. Это бывает даже и тогда, когда мы принимаем обыкновенную пищу из рук другого: часть его жизненного магнетизма смешивается с нашим магнетизмом; насколько же это действительнее, когда дело идет о пище, которая была торжественно и сознательно приведена в контакт с тем высшим магнетизмом, который влияет не только на видимое физическое, но и на невидимые тела человека.