Ежедневные заботы - [28]

Администрация Белого дома неистовствовала в рамках традиционной имперской политики США. Но действовала так дилетантски, противоречиво, импульсивно, а главное — в такой степени без учета реальностей, что крах этого кабинета в пределах одного срока его государственной жизни был неминуем. Если бы выборы происходили раньше установленного срока, хотя бы в те дни, когда всему миру стала ясной призрачность сепаратных египетско-израильских соглашений в Кэмп-Дэвиде, то фиаско администрации Картера произошло бы и раньше.

Картер и его помощник и вовсе потеряли голову, когда началась предвыборная вакханалия. Они проявили готовность принести любые жертвы — за счет государственных интересов США — на алтарь избирательной кампании. Все, что нам известно о советах Бжезинского президенту, исходило из намерения обострить международную обстановку, создать целую серию тяжелых кризисов. И все затем, чтобы вызвать у избирателя боязнь переупряжки лошадей во время безумного гандикапа.

Лекция в Нью-Йорке, или Профессор Хигинс и Элиза Дулитл

Однажды в Нью-Йорке, в ассоциации иностранных журналистов при ООН, мы вместе с Виталием Кобышем — тогдашним корреспондентом газеты «Известия» в США — слушали лекцию Бжезинского на тему о проблемах современного мира. Это было в 1973 году. Сухощавый, стриженный «ежиком» «а-ля Керенский», с лицом старого самодовольного воробья, он излагал свои соображения докторальным тоном. Шли первые годы разрядки. Советолога Бжезинского она не радовала. Он был в то время директором «Института изучения проблем коммунизма» при Колумбийском университете и в осторожных выражениях оплакивал «холодную войну».

Зная его резко антисоциалистические воззрения, мы ничего другого и не ждали от лектора. Но пришли послушать нюансы, оттенки. Их не было до тех пор, пока Бжезинский не заговорил об идеалах Америки. В то время видные публицисты, философы, социологи США утверждали, что, собственно, никаких идеалов, кроме погони за долларами, в стране не существует. Идеи отцов-основателей давно утрачены, американское разрозненное общество переживает кризис.

Не отрицая такого разброда, Бжезинский заметил, что основной идеей американского общества мог бы стать принцип борьбы за права личности, и, помолчав, добавил: во всем мире. Тезис вызвал легкое недоумение аудитории. Многие иностранные корреспонденты прекрасно понимали, как бесправен американский рабочий перед локаутом и безработицей, фермер — перед сельскохозяйственными монополиями, а черный или цветной — перед расизмом.

Может быть, пассаж Бжезинского о «правах человека», к тому же высказанный в полуабстрактной форме, и не остался бы в памяти, если бы Бжезинский попутно не сравнил американскую демократию с афинской, видимо, времен Перикла. Мастера элоквенции, обучая ораторскому искусству, постоянно советовали посыпать речи «аттической солью». И Бжезинский страсть как любил, особенно впоследствии, став членом администрации Белого дома, огорошить невежественного конгрессмена или не шибко грамотного газетного репортера красноречивым словцом, латынью, древнегреческим речением. Апелляция к античным образцам на этот раз была просто самоубийственной. Но об этом позже.

В этой лекции Бжезинский, возможно впервые, хотя еще и не в досконально разработанном виде, заговорил о «защите прав человека» как о всесветной американской миссии. Таким образом, мы в тот нью-йоркский вечер как бы прильнули к первоисточнику новой «гуманно-людоедской» формы вмешательства США в жизнь других стран.

Тот, кто был знаком с «символом веры» этого советолога, понимал, что он предлагает всего лишь новое обличье старого антикоммунизма. Еще в 1962 году в книге «Идеологи и власть в советской политике» он писал: «Мы должны по-прежнему обращаться непосредственно к народам, контролируемым коммунистами, побуждая эти народы требовать перемен».

Коротко и ясно! И тем не менее трудно было предположить, что хищные разглагольствования советолога о правах человека будут возведены в ранг государственной политики и станут едва ли не главным орудием внешней политики США. Чтобы это случилось, нужен был такой американский президент, как Джеймс Картер, что менее случайно, такой его помощник по национальной безопасности, как антисоветчик-профессионал Бжезинский.

Еще Бисмарк предупреждал против пагубного всевластия идей в межгосударственных отношениях. Но Бжезинский знал, к кому он идет со своей догматической доктриной, возросшей в свирепо-реакционных посадах мировой белогвардейщины. Выходец из Польши, потомок шляхетского рода, увы, далеко не такого известного, как Радзивиллы, Потоцкие и другие, он с детства нестерпимо завидовал их знатности.

Зависть не оставила его и в зрелые годы. В течение многих лет ее объектом был Генри Киссинджер. Оба эмигрировали из Европы, оба говорят по-английски с акцентом, оба — профессоры, оба состоят на службе у братьев Рокфеллеров. Один у Нельсона, впоследствии вице-президента, ныне покойного, другой, Бжезинский, у Дэвида, главы «Чейз манхеттен бэнк», создателя пресловутой Трехсторонней комиссии, где и встретились будущий президент и его помощник. Но если Картер хотел походить на Трумэна, такого же провинциального доктринера и моралиста, как он сам, то Бжезинский вознамерился превзойти Киссинджера по всем статьям.