Ежедневные заботы - [21]

И вот в эту среду вместе со всеми врагами мира идут «советологи», идут не с наукой, не с исследованиями, а с готовыми раз и навсегда выводами, со старой злобой, с ненавистью к разрядке, с антисоветской наживкой, напоминающей гниющие головы тунца, годные для ловли крабов. «Советология» источает тление, этот трупный запах еще дурманит людей, и они лезут, карабкаются на чашу весов с привадой, а опытные ловцы душ, ухмыляясь, таскают их в свое ведерко…

Легковерие и неосведомленность иных американских либералов поражают. Они живут на конвейере инфляции — материальной и духовной. Их страна истерзана стрессами и стала ареной диких преступлений.

И они же, подчас ничего толком не зная о СССР, полагают, будто мы нуждаемся в наставлениях извне, с важным видом рассуждают о перспективах «эрозии режима», верят — или хотят верить — тем, кто утверждает, будто мы потерпим вмешательство в наши внутренние дела, стоит только хорошенько надавить. Ну не смешно ли?! И я хочу закончить эти заметки так:

«Здорово, Америка! Здорово, мои друзья в Америке! Как у вас дела, старые простаки, целый месяц твердившие друг другу, что я заврался насчет России? Ну-с, если последние сообщения о ваших делах верны, то вряд ли вы сможете так говорить? Теперь уже Россия над вами смеется… Мы читали ей лекции с высоты нашего цивилизованного превосходства, а сейчас принимаем героические меры, чтобы скрыть нашу краску смущения от России. Мы гордились нашим мастерством в крупных делах и тем, что они имеют под собой солидную основу благодаря нашему знанию человеческой природы, а сейчас мы банкроты. Крики отчаяния наших финансистов отдались эхом во всем мире. Наши дельцы не могут найти работы трем миллионам рабочих, а ваши выбросили на улицу вдвое больше людей. Наши государственные деятели по обе стороны океана не могут сделать ничего другого, как разбивать головы безработным или откупаться от них пособиями и обращениями к благотворительности. Перед лицом всей этой экономической некомпетентности, политической беспомощности и финансовой несостоятельности Россия гордится своим бюджетным активом. Ее население занято до последнего мужчины и женщины. Она блистает своими работающими полным ходом, растущими фабриками, своими способными правителями, своей атмосферой надежды, обеспеченности даже для бедняков, атмосферой, которой не знала еще ни одна цивилизованная страна.

Наше сельское хозяйство разорено, а наша промышленность разваливается под тяжестью своей производительности, потому что мы не додумались, как распределить наши богатства и как производить их… Вы даже не можете защитить ваших граждан от простого воровства и убийства, вы не можете помешать вашим бандитам и вымогателям средь бела дня размахивать револьверами на улицах».

С давних пор помнилось мне содержание этой озорной, но и очень серьезной речи Бернарда Шоу. Он произнес ее по английскому радио на Америку, вернувшись из поездки в Советский Союз в 1932 году.

Как давно это было, как далеко мы шагнули с тех пор на земле, в небесах и на море! Сколько раз на нелегком пути в сердце своем и кровью самой запечатлели мы верность старому знамени партии — «взвитому красной ракетою, октябрьскому, руганному и пропетому, пробитому пулями…»

А ловцы слабых душ посиживают на атлантических берегах, морщатся на погоду, ладят к снасти наживку. Мутная пена набегает под шаткие мостки — шлеп-шлеп. Водяной играет с кем-то в ладошки…

Новое о тартюфах

1

Ни одна мать в мире не качала в колыбели дитя, названное этим именем. Ни один народ на земле не числит его в своих святцах. Между тем оно существует и широко известно. Стоит его произнести, и тотчас в затылок ему выстраивается вереница кривляющихся синонимов. Молитвенно опускает глаза Ханжа, в поддельной улыбке корчат губы Плут и Обманщик, кощунственно расточает свои речи Лицемер.

Это имя — Тартюф. Его не знал род человеческий, пока великий Мольер не сконструировал имя собственное из слов старо-французского языка — truffe или truffle, означающего в переносном этимологическом понятии Авантюру в маске Добродетели.

Уже в дни премьеры, три с лишним века назад, современники называли поименно тех, кто мог претендовать на роль прототипов Тартюфа: агент принца Конде и его помощник — Гурвиль, авантюрист Шарпи и другие. Так, имя собственное стало нарицательным. Но люди не слишком поспешно избавляются от своих пороков, не правда ли?

Ах, эта прекрасная магия литературы! Читаю сообщения из-за океана: «Картер, прежде чем принять решение об Иране, молится по нескольку раз в день», и на ум приходят мольеровские строки:

Так ничего гнусней и мерзостнее нет,

Чем рвенья ложного поддельно яркий цвет…

Чем люди, полные своекорыстным даром,

Которые, кормясь молитвой, как товаром,

И славу и почет себе купить хотят

Ценой умильных глаз и вздохов напрокат.

Знакомлюсь с очередным интервью и речью Бжезинского и с первых же его фраз вступаю в «сей низменный души извилистый тайник».

Дипломат, генерал, банкир, ученый — люди различных профессий — в разное время исполняли должность помощника президента по национальной безопасности. Но впервые на этом посту в Белом доме обосновался советолог-профессионал.