Эйтонский отшельник - [5]

Почтительно поклонившись, Ричард встал перед своим наставником. Лицо мальчика выражало полную безмятежность, зеленоватые глаза лучились ангельской невинностью. Он был худощав и маловат ростом для своих лет, но зато подвижен и ловок, как кошка; светло-каштановые волосы, густые и вьющиеся; обе щеки, равно как и его прямой нос, были сплошь покрыты золотистыми веснушками. Широко расставив босые ноги и шевеля пальцами на досках пола, Ричард стоял, глядя в лицо брата Павла взглядом покорным и невинным. Павлу был отлично знаком такой немигающий взгляд.

— Ричард, подойди и сядь рядом со мной, — сказал он как можно мягче. — Я должен тебе кое-что сказать.

Одного этого было вполне достаточно, чтобы смутить мальчика, поскольку сказано это было с такой значительностью и таким извиняющимся тоном, словно Ричард нуждался в утешении. Мальчик слегка нахмурился, но вызвано это было скорее всего простым удивлением. Он позволил брату Павлу усадить себя на лавку и обнять за плечи, и сидел теперь рядом с ним, тупо глядя на свои босые ноги. Он готовился к выволочке, но тут, похоже, было нечто совсем иное, к чему он не был готов, и теперь терялся в догадках.

— Тебе, наверное, известно, что твой отец храбро сражался в битве при Линкольне и был тяжело ранен. И что с тех пор со здоровьем у него было совсем плохо.

Крепкий, всегда сытый и вполне сносно ухоженный, Ричард не очень-то представлял себе, что значит «плохо со здоровьем», за исключением того, что нечто в этом роде бывает со стариками.

— Да, брат Павел, — ответил он немного приглушенным голосом, сообразив, что именно это от него сейчас и требуется.

— Сегодня утром твоя бабушка прислала к шерифу своего грума, — продолжал брат Павел. — Он принес печальную весть, Ричард. Твой отец принял последнее причастие и получил отпущение грехов. Он умер, дитя мое. Ты его наследник и должен быть достоин своего отца. В жизни и в смерти он в руке господней. Равно как и все мы.

Задумчивое удивление не отступало, Ричард по-прежнему сидел, глядя на свои босые ноги, руками он теперь вцепился в край лавки, на которой сидел рядом с братом Павлом.

— Мой отец умер? — переспросил он.

— Да, Ричард. Рано или поздно это ожидает всех нас. Всякому сыну надлежит в свой срок занять место отца, вступить в его права и нести его обязанности.

— Значит, теперь я стану лордом Итона?

Брат Павел не принял сказанное как знак выражения радости по поводу выгодного для мальчика события, но скорее как свидетельство осознания важности слов, сказанных самим братом Павлом. На наследника и в самом деле ложилось бремя ответственности и к нему переходили все привилегии, которые принадлежали его отцу.

— Да, теперь ты лорд Итона. Точнее, станешь им, когда подрастешь. Ты еще должен набраться мудрости, чтобы научиться как следует управлять своими владениями и подданными. Именно на это и рассчитывал твой отец.

С трудом осмысливая практическую сторону сложившейся ситуации, Ричард мучительно пытался вызвать в своей памяти образ отца, уход которого требовал теперь от него мудрости и благоразумия. Из своих редких в последнее время визитов домой, на Рождество и на Пасху, он помнил только, что по прибытии и отбытии его допускали в комнату больного, где стоял запах лекарственных трав и преждевременной старости, разрешали поцеловать осунувшееся серое лицо и услышать низкий, безразличный из-за болезни голос человека, называвшего его сыном и просившего его прилежно учиться и хорошо вести себя. От воспоминаний Ричарду стало не по себе. Он никогда не принимал этого близко к сердцу.

— Ты любил своего отца и делал все, чтобы угодить ему, не так ли, Ричард? — поспешно и мягко сказал брат Павел. — Ты и впредь должен делать то же самое. Можешь помолиться о его душе, это послужит утешением и тебе самому.

— Должен ли я отправиться теперь домой? — спросил Ричард, которому в эту минуту важнее было понять, что ему делать, нежели слова утешения.

— На похороны отца — разумеется. Но дома ты не останешься, еще не время. Твой отец хотел, чтобы сперва ты как следует выучился читать, писать и считать. Ты еще слишком молод, а пока ты не станешь мужчиной, за твоим манором будет присматривать управляющий.

— Моя бабушка считает, что мне незачем учиться грамоте, — сказал Ричард. — Она очень разгневалась, когда отец отослал меня сюда. Она говорит, что какой-никакой писарь найдется в любом маноре и что чтение книг не самое подходящее занятие для дворянина.

— Полагаю, она не пойдет против воли твоего отца. А раз он умер, его воля тем более священна.

— Но у бабушки свои соображения на мой счет, — сказал Ричард, с сомнением поджав губы. — Она хочет женить меня на дочери нашего соседа, потому что у Хильтруды нет братьев и она наследница Лейтона и Рокстера. И теперь бабушка решит женить меня как можно скорее, — просто сказал он, искренне глядя в глаза брату Павлу.

Монаху потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить слова Ричарда и соотнести их с событиями того времени, когда мальчик пятилетним малышом поступил в аббатство. Маноры Лейтон и Рокстер располагались как раз по обе стороны от Итона и, разумеется, были лакомым кусочком, однако покойный Ричард Людел, похоже, отнюдь не разделял амбициозных планов своей матери в отношении ее внука, поскольку самолично отправил мальчика подальше от бабки, а еще год спустя назначил аббата Радульфуса опекуном Ричарда, словно предвидел, что вскоре сам уже не сможет защитить его. Брат Павел подумал, что аббату лучше знать, как следует теперь поступить. Вряд ли он одобрит такое попрание своих опекунских прав, ведь его подопечный еще совсем ребенок.