Эйнштейн и религия - [33]

Можно рассматривать и самый человеческий дух, как творческую силу, которая все время создает из реальных элементов образы, картины и т. д., более или менее яркие и продолжительные. Все эти образы существуют без отношения ко времени и последовательности. Их легко переставлять и перемешивать без всякого отношения к их истинному порядку, даже без перемычки между ними и без связи с течением времени.

Память — это приемник прежних сокровищ человеческого духа; она сохраняет одинаково отвлеченные идеи и зрительные впечатления, но не обращает никакого внимания на элемент времени и последовательности.

Однако, если рассматривать ближе метод сочетания живых элементов, наполняющих память, то придется, как сказано выше, признать его не вполне вневременным, так как элемент времени все-таки входит в это сочетание зрительных картин, в виде перемычки чрезвычайно короткой, определяемой быстротой движения мысли, быстротой ее перехода от явления к явлению.

Быстрота человеческой мысли еще не вычислена даже с приблизительной точностью. Мы знаем только, что она чрезвычайно велика и можем предполагать, что она так или иначе соотносительна быстроте распространения физической энергии, а стало быть и предельной быстроте распространения света. Таким образом, быстрота перехода в человеческой памяти от одной зрительной картины к другой могла бы соответствовать быстроте перехода солнечного света меж этими картинами в их непосредственной реальности. Вопрос об этом соответствии будет рассмотрен в моей второй работе.

В настоящее время дело идет не об этом, а о том, что память в значительной части случаев допускает перемычку времени между своими элементами, но только очень короткую, почти молниеносную.

Однако, этот элемент времени совершенно несходен с обычным ощущением времени. Во-первых, он не имеет ориентации и допускает обратное или всякое иное произвольное течение событий. В этом отношении память еще произвольнее сна, сновидения, ибо мы можем вызывать картины прошлого и переставлять их по собственному произволу, что невозможно во сне.

Далее, этот элемент времени совсем не ощущается, как время, и мы ощущаем его только, как перемычку, прыжок, перерыв, изменение воспринимающего процесса.

Этот элемент времени, не имея длительности, не имеет и удлиняемости. Он всегда один и тот же. Мы не можем длить его и стоять в дверях на грани двух воспоминаний. Это все тот же выключатель-включатель, вроде закрытия — открытия глаз из сказки об Ашик-Керибе.

Было между прочим указано, что в значительном числе вневременных сосуществований участвует такой выключатель в различных вариантах: былинное «ударился об землю», «прокинулся», «встряхнулся», истерическое: «встряхнулся», «кувыркнулся» и т. д. Во всех этих случаях элемент перемычки отличается молниеносной кратковременностью, и, в сущности, ощущается, как пространственный прыжок, как иное, кинетическое восприятие пространства, вроде настоящего четвертого измерения. В чудесных превращениях наших сновидений, шаманских видений, всяких галлюцинаций, можно обнаружить присутствие таких же элементов перемычки. Например, приснилась собака, а в сущности это человек. Люди говорили с шаманом, и вдруг оказалось, что это не люди, а утки.

«В сущности», «вдруг оказалось» — это то же элементы молниеносно-кратковременной перемычки.

Однако, в ряде других случаев, где выдвигается вперед длительное сосуществование двух ипостасей бытия, элемент перемычки повидимому отсутствует.

Таковы Уэллсовский пример второго зрения, — племя бороро — как попугаи Ара; — и племя трумаи, как водяные животные, — две ипостаси мышиного царства, — и все вообще параллели-проекции из мира земного и мира потустороннего.

Если поставить вопрос, как воспринимается сознанием такое длительное сосуществование ипостасей, то надо вероятно представить себе, что оно воспринимается прерывчато в виде постоянных молниеносных переходов от одной ипостаси к другой.

В различных эпизодах легенд есть явные следы такого прерывчатого восприятия. Например, в рассказе об околдованном человеке, бегущем вон из шатра: — Побежит, побежит, глянет кругом: все те же стены, обезумеет и побежит дальше. И в конце концов выбежал из спального помещения и тем самым выбежал из вселенной. — Здесь элемент прерывчатости совершенно ясен.

Или еще пример: заклинание человека, ночующего одиноко в поле (см. выше, стр. 64). Здесь все значение заклинания основано на неуловимо быстрой, вроде карточного фокуса, подмене одной ипостаси бытия другой ипостасью.

Такая же прерывчатость есть и в уэллсовском примере длительного двойного зрения. Оба зрительные мира постоянно соприсутствуют вместе, но внимание переходит от одного к другому то быстрее, то медленнее.

Таким образом, в конце концов, быть может, все варианты вневременных совпадений, и коллективного, и одиночного, и длительного, и беглого, обнаруживают элементы перемычки, однократно-молниеносной или многократно-прерывчатой, и мы вместо исключения времени должны говорить о молниеносных промежутках пространственного времени, разделяющих картину от картины, ипостась от ипостаси, с крайней предельной быстротой смены двух восприятий.