Эйнштейн и религия - [18]

Мы приходим, таким образом, к другой формуле новейшей физики, относящейся к времени. Никакого абсолютного времени вообще не существует. Каждая из двух систем, S и S₁, движущихся в пространстве одна относительно другой, имеют свое собственное время, доступное для исчисления лишь наблюдателю, который движется вместе с той же системой. Понятия об одновременности в общем смысле слова не существует.

В связи с этим первобытное сознание не чувствует особой склонности подчеркивать относительность времени путем расширения или сжатия одного и того же промежутка. Можно, напротив, сказать, что восприятие времени вообще отвергается, отбрасывается прочь при самом созидании общего шаманистического восприятия вселенной.

Можно пойти даже дальше и сделать для психо-физического восприятия мира, свойственного шаманизму, следующие дальнейшие выводы из неприятия времени. При отсутствии одновременности, сосуществование и совпадение проявлений бытия, существующих в разных системах и имеющих внешнюю видимость и пространственную трехмерность, такое совпадение должно восприниматься в каком-то ином порядке, вне категории времени.

Яркий пример такого вневременного совпадения приведен в рассказе Уэллса: «Случай с глазами м-ра Девисона». Англичанин, работающий в своей лаборатории в Лондоне, поражен шаровидной молнией, влетевшей в окно. Он ослеп, натыкается на стены и в то же время видит солнечный остров, чаек, песок и бушующее море. Зрение его переместилось на 180 % и находится у антиподов в южном полушарии. С тех пор он видит два зрительных мира, перекрывающих друг друга: 1) Лондон и 2) Остров на Тихом Океане. Днем, с лондонского утра до лондонского вечера, старый зрительный мир сильнее и ярче, а новый ощущается, как некий туман, как отпечаток недопроявленного негатива. Но с лондонского вечера лондонский зрительный мир бледнеет, а тихоокеанский усиливается и к полночи обращается в полную зрительную иллюзию. Лондонский мир, в свою очередь, бледнеет до степени тумана. Ночью пациент не может ходить по городу, его водят под-руки. Двойственные зрительные ощущения причиняют немало неожиданных явлений. Вот пациент спустился, под-руку со спутниками, в низко расположенную часть Лондона. Ему одновременно кажется, что в тихоокеанском кругозоре он опустился под воду и идет в глубине, как будто водолаз. Навстречу плывет огромная акула. Он разрезает ее пополам, как бесплотную тень и проходит дальше. Ибо болезнь его только зрительная, а телесное его бытие в остальных отношениях попрежнему находится в Лондоне. Дальше попадается другое видение, затонувший корабль. На носу, на палубе, трупы матросов, изведенные рыбами. Оно тоже наплывает на больного, как яркая галлюцинация, и, совершенно бесплотное, проносится дальше.

Мы имеем, таким образом, два трехмерных зрительных коллективных восприятия жизни, которые совпадают в каком-то неизвестном, но вневременном порядке.

Время, исключенное здесь — это как раз то время, которое было бы необходимо, чтобы в естественном порядке перейти от одной зрительной картины к другой. Ибо в реальном бытии эти картины разделены определенным протяжением пространства. Но это пространство, разделяющее их и подлежащее преодолению, в данном случае становится временем. Это — четвертое измерение пространства, расстояние пространства, превращенное во время и ощущаемое, как таковое. И в данном случае оно отбрасывается прочь и две трехмерности просто налегают друг на друга.

Первобытное познание религии переполнено такими сосуществованиями бытия, трехмерными порознь, но покрывающими друг друга в каком-то вневременном порядке.

Мыши, например, обитают на нашей земле. Но где-то существует особая мышиная область. Там эти самые мыши живут в какой-то иной ипостаси бытия. Имеют жилища, запасы, орудия, утварь, справляют обряды, приносят соответствующие жертвы. Земной шаман попадает в эту область. Старуха больна горлом. На нашей земле это — мышь, которая попала в соломенную пленку (силок), поставленную нашими земными ребятишками. Можно лечить ее двояко. Или врачевать ее шаманством там, в той особенной области, пока не лопнет пленка здесь. Тогда старуха исцелится. Можно просто оборвать пленку здесь. Мышь убежит и старуха опять-таки исцелится там. Шаман врачует там, вылечивает старуху. Соломенная пленка на земле лопается и мышь убегает. Шаману дают в уплату стяг мяса, свиток ремня, тюленьи шкуры. Но на нашей земле эти дары превращаются в сухие ветки и в вялые листья.

Мы видели, что золото, данное феями, попав в наш мир, точно также обращается в вялые листья. Есть и обратные случаи, когда малоценные предметы, данные феями, попав в наш мир, обращаются в золото. В Гоголевском рассказе «Пропавшая грамота» даже простые игральные карты в руках у ведьмы выглядят шестерками и семерками, а попав в руки казака и окрещенные, в виде заклинания, превращаются в тузов и королей. Конечно, это адские карты, с «того света», попавшие в наш мир.

Между прочим, по поводу этого странного соотношения двух миров новейший английский фольклорист Мак-Кулох говорит следующее: «„Царство фей“ часто представляется, как некая область четвертого измерения, перекрывающая и проникающая наш собственный мир. В других случаях царство фей представляется, как особый потусторонний мир, расположенный где-то под землей или под водой, или на каких-то отдаленных островах»