Эйфью - [2]

Истолкования природы пустот, откуда приходит шум, до сих пор нет, но я предложил название, которое, похоже, привилось: «Эйфория Бокмана». Хотя мы и не знаем, что собой представляют эти провалы, зато знаем, как они действуют, так что название вполне подходящее, Эйфория — это блаженное чувство бодрости и благополучия, так что лучшего названия не придумаешь.

После передачи Фред, Лью и я обращались друг к другу с сердечностью, которая была уже на грани слезливой сентиментальности.

— Не помню, чтобы передача когда-либо доставляла мне такую радость, — сказал Лью.

Искренностью он не страдает, но на этот раз он говорил правду.

— Это было одно из самых сильных впечатлений в моей жизни, — сказал Фред смущенно. — Необычайно приятно…

Нас всех смутило и озадачило странное чувство, которое нас охватило. Мы поспешили поскорее расстаться. Я поторопился домой чего-нибудь выпить, но там меня ждало новое происшествие, способное хоть кого выбить из колеи.

В доме стояла тишина, и я раза два прошелся по комнатам, пока не обнаружил, что там кто-то есть. Моя жена, Сьюзен, добрая и привлекательная женщина, всегда гордилась тем, что хорошо и своевременно кормит свое семейство, а сейчас она лежала на диване, мечтательно уставясь в потолок.

— Милая, — сказал я тактично. — Я уже дома. И ужинать пора.

— Фред Бокман сегодня выступал по радио, — сказала она каким-то нездешним голосом.

— Знаю. Я был с ним на радио.

— Он был совершенно неземной, — вздохнула она, — просто не от мира сего. Этот шорох из космоса — как только его включили, от меня как-то все сразу отошло. Лежу, не понимаю, что со мной…

— Угу, — сказал я, кусая губы. — Что ж, пожалуй, пойду найду Эдди.

Эдди — мой сын, ему десять лет, и он — капитан непобедимой бейсбольной команды нашего квартала.

— Не трудись понапрасну, па, — раздался тихий голосок откуда-то из глубины комнаты.

— Ты дома? Что случилось? Игру отменили, что ли? Атомная бомба взорвалась?

— Не-а. Мы выиграли восемь раз.

— Так им врезали, что они не стали отыгрываться?

— Да нет, они играли прилично. У них еще оставалось двое запасных да двое выбыло. — Он говорил так, как будто рассказывает сон. — А потом, — сказал он, и глаза его широко раскрылись, — всем вдруг стало все равно, и все разбрелись. Я пришел домой, вижу — наша старушка полеживает на диванчике. Тогда я тоже улегся на пол.

— Зачем? — спросил я, не веря своим ушам.

— Па, — задумчиво сказал Эдди. — Чтоб мне лопнуть, если я знаю.

— Эдди! — сказала ему мать.

— Ма, — ответил Эдди, — чтоб мне лопнуть, если и Ты знаешь.

Лопни мои глаза, если я хоть что-то понял, но меня уже начало грызть смутное подозрение. Я набрал телефон Фреда Бокмана.

— Фред, я тебя не отрываю от стола?

— Неплохо было бы, — сказал Фред, — в доме хоть пиром покати, а я сегодня оставил машину Марион, чтобы ила съездила за покупками. Теперь она ищет магазин, который еще не закрыли.

— Что, машина не заводилась?

— Завелась как миленькая, — сказал Фред. — Марион даже до магазина доехала. А потом вдруг почувствовала такое блаженство, что взяла да и вышла обратно в ту же дверь. — Голос у Фреда был огорченный. — Конечно, женщина имеет право на капризы, но зачем же лгать, это обидно…

— Марион солгала? Не верю! — сказал я.

— Она пыталась внушить мне, что с ней вместе из магазина вышли вес — и покупатели, и продавцы.

— Фред, — сказал я. — Мне надо с тобой поговорить. Можно приехать сразу после ужина?

Когда я подъехал к ферме Фреда Бокмана, он в полном обалдении читал вечернюю газету.

— Весь город свихнулся! — сказал Фред. — Без малейшего повода все машины свернули к обочине, как будто по улице неслась пожарная команда. Здесь пишут, что люди замолкали на полуслове и стояли с раскрытыми ртами пять минут. Сотни вышли на мороз в одних рубашках, улыбаясь, как рекламы зубной пасты. — Он потряс газетой. — Ты про это и хотел мне сказать?

Я кивнул.

— Да ведь все случилось, когда передавали этот твой «шорох». Но я подумал…

— Никаких «но» — тут один шанс из миллиона, что причина другая, — сказал Фред. — Это точно. Время совпадает секунда в секунду.

— Но ведь не все слушали радио.

— А это и не нужно, если моя теория верна. Мы приняли из космоса слабые сигналы, усилили их примерно в тысячу раз и передали по радио. И любой, кто оказался рядом с приемником, получили солидную дозу этих усиленных излучений, независимо от своего желания. — Он пожал плечами. — Должно быть, это все равно, что проходить мимо горящего поля марихуаны,

— А почему же ты ни разу не почувствовал это на себе во время работы?

— А я никогда не усиливал сигналы и не передавал их через динамики. Передатчик радиостанции — вот что дало им настоящую силу.

— Что ж нам теперь делать? Фред удивился:

— Что делать? Надо написать сообщение в какой-нибудь подходящий журнал, и больше ничего.

Входная дверь распахнулась, я Лью Гаррисон, красный и запыхавшийся, бел всякого стука влетел в комнату и снял свой широкий летний плащ со взмахом, достойным тореадора.

— Он тоже хочет урвать кое-что, а? — спросил он, тыча в меня пальцем.

Фред растерянно заморгал.

— Что урвать?

— Миллионы, — сказал Лью. — Миллиарды.

— С ума сойти, — сказал Фред. — О чем это вы?