Эйфо - [4]

— Все готовы?

— Не надо, Фред! — Я оцепенел от страха.

— Включайте, включайте, — сказал Лью. — Если бы у Белла не хватило духу позвонить кому-нибудь, мы бы до сих пор сидели без телефонов.

— Я останусь у выключателя и вырублю аппарат, если что-нибудь пойдет не так, — успокаивающе сказал Фред.

Последовал щелчок, гуденье, и эйфо заработал.

По комнате пронесся единодушный глубокий вздох. Кочерга выпала у Эдди из рук. Он прошелся по гостиной в некоем подобии вальса, опустился на пол у ног матери и положил голову ей на колени. Фред, мурлыкая что-то, покинул свой пост, глаза его были полузакрыты.

Первым нарушил молчание Лью Харрисон, продолжая разговор с Марион.

— Но кому есть дело до материальных благ? — искренне спросил он и обернулся к Сьюзен за поддержкой.

— Ах-ха… — проговорила Сьюзен, мечтательно покачивая головой. Она обвила Лью руками и минут пять целовала его.

— Смотри-ка, — сказал я, похлопывая Сьюзен по спине. — Да вы, ребята, прямо спелись. Чудесно, верно, Фред?

— Эдди, — обеспокоилась Марион, — у нас в кладовке, кажется, есть настоящий бейсбольный мяч. Твердый. Куда лучше этого теннисного мячика.

Эдди не шевельнулся.

Фред, блаженно улыбаясь, фланировал по комнате. Теперь его глаза были полностью закрыты. Зацепившись каблуком за шнур от торшера, он влетел головой прямо в камин.

— Хей-хо, братцы, — сказал он, не открывая глаз, и сообщил: — Звезданулся башкой о подставку для дров.

Там он и остался, изредка похихикивая.

— В дверь уже давно звонят, — сказала Сьюзен. — Не думаю, что это кому-то интересно…

— Входите, входите! — заорал я.

От этого почему-то стало ужасно смешно. Все так и покатились со смеху, включая Фреда — от его смеха из камина вылетали легкие серые облачка пепла.

Маленький, очень серьезный старичок в белом вошел в дверь и остановился в прихожей, тревожно глядя на нас.

— Молочник, — неуверенно произнес он и протянул Марион какой-то клочок бумаги. — Не могу разобрать последнюю строчку в вашей записке. — Что-то там про домашний сыр, сыр, сыр, сыр, сыр…

Голос его постепенно затих, а сам старичок опустился у ног Марион, по-портновски поджав ноги. После того как он просидел молча три четверти часа, лицо его вдруг приняло озабоченное выражение.

— Должен сказать, — апатично произнес он, — что я могу задержаться только на минуточку. Мой грузовик припаркован на повороте и будет всем мешать.

Он начал было подниматься, когда Лью крутанул регулятор громкости. Молочник сполз на пол.

— Аааааааааах… — вздохнули все.

— Хороший день, чтобы побыть дома, — сказал молочник. — По радио сказали, нас зацепит краешком ураган с Атлантики.

— Да пусть себе цепляет, — сказал я. — Я припарковал машину под большим высохшим деревом. — Я чувствовал, что поступил абсолютно правильно. Да и никому мои слова не показались странными. Я снова погрузился в теплый туман тишины, и в голове у меня не появлялось ни одной мысли. Казалось, эти погружения длились всего несколько секунд, и их прерывали новопришедшие люди. Теперь я понимаю, они продолжались не меньше чем по шесть часов.

Один раз меня привел в себя трезвон в дверь.

— Я уже сказал — входите, — пробормотал я.

— Я и вошел, — так же сонно откликнулся молочник.

Дверь распахнулась, и на нас воззрился патрульный полицейский.

— Кто, черт побери, поставил молочный грузовик поперек дороги? — сурово спросил он и ткнул пальцем в молочника: — Ага! Вы что, не знаете, что кто-нибудь может погибнуть, если врежется в вашу колымагу на повороте? — Полицейский зевнул, и ярость на его физиономии сменилась нежной улыбой. — А впрочем, вряд ли, — проговорил он. — Не пойму, чего это я завелся. — Он присел рядом с Эдди. — Эй, малыш, любишь пушки? — Он вынул из кобуры револьвер: — Клевый, верно?

Эдди взял револьвер, направил на коллекцию бутылок — гордость Марион — и спустил курок. Большая синяя бутыль разлетелась в пыль, а с ней и окно, на котором она стояла. В помещение ворвался холодный ветер.

— Будет копом, не иначе, — фыркнула Марион.

— Господи, как я счастлив, — сказал я, едва не плача. — У меня самый лучший сынишка, лучшие на свете друзья и лучшая в мире старушка жена.

Револьвер выстрелил еще дважды, и я вновь погрузился в божественное забытье.

И опять меня пробудил звонок в дверь.

— Сколько раз вам говорить — входите, ради всего святого! — пробормотал я, не открывая глаз.

— Я и вошел, — сказал молочник.

Я слышал топот множества ног, но мне было совершенно неинтересно, чьи они. Чуть позже я заметил, что мне тяжело дышать. Оказалось, я сполз на пол, а на груди и на животе у меня устроили бивак несколько бойскаутов.

— Вам что-то нужно? — спросил я у новичка, который сосредоточенно дышал мне в щеку.

— Бобровый патруль собирал макулатуру, но вы не обращайте внимания, — сказал он. — Просто нужно было куда-то ее притащить.

— А родители знают, где вы?

— Конечно. Они волновались и пришли за нами. — Он показал большим пальцем через плечо: у разбитого окна выстроились несколько пар, улыбаясь навстречу дождю, хлеставшему им прямо в лицо.

— Ма, что-то я проголодался, — сказал Эдди.

— Ах, Эдди, ты ведь не заставишь маму готовить, когда мы так чудно проводим время? — ответила Сьюзен.