Европолис - [27]

Шрифт
Интервал

У греков не было своего представителя в Комиссии, и они отстаивали свои интересы через того же Геворга Сарадунгяна.

Слухи про американца дошли и до него. Под предлогом прогулки он вместе с семьей приехал в Сулину, чтобы самому прощупать почву.

Своего сына, Карбиза, сухопарого юношу, окончившего в Стамбуле американский лицей, Робертс-колледж, Геворг тоже прочил в дипломаты.

Две уже взрослые дочери Сарадунгяна, Заруй и Айгенуш, были близнецами. Смуглолицые, с горбатыми, словно клювы, носами, они всегда одевались одинаково: в зеленые жакетки и красные береты, за что молодые люди прозвали их «попугайчиками».

На палубе яхты сидели только серьезные и важные старцы. Геворг подал сыну тайный знак, чтобы тот увел девушек в парк. Он надеялся, что, оставшись с американцем с глазу на глаз, искусно сумеет выведать у него все, что нужно.

Но господин Брюлль поспешно развернул на столе солидную пачку планов и схем. Он был инженером-гидрологом, носил пышный титул наместника и являлся главным столпом Дунайской комиссии. И ключ и замок от дунайских ворот вот уже полвека были зажаты в его железной руке, элегантно обтянутой перчаткой.

По происхождению датчанин, Брюлль воспитывался в Англии и теперь представлял из себя монументального старца. У него была голова Бисмарка и кирпично-красное лицо, сплошь покрытое сетью тонких синеватых жилок, словно гидрографическая карта.

Наружность Брюлля производила внушающее, завораживающее впечатление. Его голубые глаза отливали стальным, холодным блеском. Под покровом предельной вежливости он скрывал суровую властность и глубочайшее презрение к румынам, последним хозяевам дунайской дельты. Во времена турок он был неограниченным властелином всего этого края, так что рыбаки трепетали при одном упоминании его имени. «Ты что, Брюлль, что ли? Кого ты из себя строишь? Будто и вправду Брюлль!» — так говорили, когда ругались между собой, липоване, живущие в дельте.

Но славные времена миновали, и наместник, привыкший управлять краем, словно это была его колония, вынужден был на старости лет заниматься не инженерным делом, а дипломатией в той закулисной борьбе, которая велась среди одряхлевшей международной труппы этого театра, именовавшегося Дунайской комиссией и не разваливающегося лишь благодаря помощи румынского правительства.

* * *

После ряда довольно сложных технических объяснений наместник подал знак одному из моряков, стоявших на вахте.

Раздался короткий свисток, и с капитанского мостика прозвучала хриплая команда:

— Подать «Чайку» к правому борту!

«Чайка» была элегантным катером, на котором наместник совершал свои инспекционные поездки, нечто вроде водяного автомобиля, и треугольный флажок на нем развевался наподобие адмиральского вымпела.

Наместник редко спускался со своей башни из слоновой кости, откуда управлял огромной машиной Комиссии. В городе он не появлялся вообще и передвигался больше по воде, чем по суше.

Катер мгновенно подлетел к яхте, вспенив воду своим винтом. Американцу было предложено занять самое почетное место посредине катера, на скамье, обитой плюшем вишневого цвета.

Катер, не сбавляя скорости, промчался до самого устья реки, где огромная драга углубляла дно судоходного канала.

При виде клокочущей, мутной воды, перемешанной с песком, которую с оглушительным шумом всасывали, а потом выбрасывали насосы драги, перед американцем с необычайной ясностью предстала давно забытая картина, сохранившаяся где-то на дне его памяти.

Он увидел себя щуплым подростком, босым, без рубахи, с нечесаной головой, перемазанным в липкой грязи, которую ковши допотопной драги со скрежетом извлекали с речного дна.

Напрасно пытался старик отогнать от себя эту картину детства, которая упорно преследовала его.

Наместник, прикрыв голову пробковым колониальным шлемом, будто он был исследователем Сахары, показывал направление песчаной косы, которая угрожала перегородить, как плотина, устье реки.

С необычайной гордостью он описывал упорную борьбу, которую нужно вести повседневно, чтобы одолеть гигантские силы природы, угрожающие перекрыть судоходный канал. Необходимо вывести дамбы в открытое море и усилить землечерпательные работы, которые все откладываются из-за отсутствия денежных средств.

— И все же работы должны быть продолжены любой ценой, — воскликнул наместник и закончил свою речь обычным панегириком Дунаю, «самой важной артерии, которая пересекает Европейский континент, соединяет Восток с Западом и является дорогой цивилизации и торговли, подлинным морем, текущим к востоку…».

Американец, с отсутствующим видом выслушавший все объяснения, почувствовал, что и ему что-то надлежит сказать. Он задал самый простой вопрос о том, как работают драги нового типа. Неутомимый наместник вновь пустился в объяснение технических особенностей современных драг.

Слава американца так разрослась, что им заинтересовался и сам наместник, человек весьма положительный, сдержанный и недоверчивый. Не желая выдавать своих планов, он воспользовался приездом в Сулину турецкого представителя, и все его объяснения преследовали лишь одну цель: прощупать почву, как-то заинтересовать и заставить разговориться молчаливого и непроницаемого американца.


Рекомендуем почитать
За городом

Пожилые владелицы небольшого коттеджного поселка поблизости от Норвуда были вполне довольны двумя первыми своими арендаторами — и доктор Уокен с двумя дочерьми, и адмирал Денвер с женой и сыном были соседями спокойными, почтенными и благополучными. Но переезд в третий коттедж миссис Уэстмакот, убежденной феминистки и борца за права женщин, всколыхнул спокойствие поселка и подтолкнул многие события, изменившие судьбу почти всех местных жителей.


Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Первая любовь. Ася. Вешние воды

В книгу вошли повести «Ася», «Первая любовь», «Вешние воды». Тургенев писал: «Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь». В «Асе» (1858) повествование ведётся от лица анонимного рассказчика, вспоминающего свою молодость и встречу в маленьком городке на берегу Рейна с девушкой Асей. На склоне лет герой понимает, что по-настоящему любил только её. В повести «Первая любовь» (1860) пожилой человек рассказывает о своей юношеской любви. Шестнадцатилетний Владимир прибывает вместе с семьей в загородное поместье, где встречает красивую девушку, двадцатиоднолетнюю Зинаиду, и влюбляется в нее.


Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях

Сюжет названного романа — деятельность русской администрации в западном крае… Мы не можем понять только одного: зачем это обличение написано в форме романа? Интереса собственно художественного оно, конечно, не имеет. Оно важно и интересно лишь настолько, насколько содержит в себе действительную правду, так как это в сущности даже не картины нравов, а просто описание целого ряда «преступлений по должности». По- настоящему такое произведение следовало бы писать с документами в руках, а отвечать на него — назначением сенатской ревизии («Неделя» Спб, № 4 от 25 января 1887 г.)


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст, Ницше; Ромен Роллан. Жизнь и творчество

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В пятый том Собрания сочинений вошли биографические повести «Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст Ницше» и «Ромен Роллан. Жизнь и творчество», а также речь к шестидесятилетию Ромена Роллана.


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.