Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия - [28]
Процедура устного доказательства дворянства сохранялась еще в конце XVII в., но постепенно и суды, и королевские уполномоченные, проводившие расследования дворянства, перестали удовлетворяться показаниями свидетелей. С XVI в. парижская Палата косвенных сборов признала необходимым, помимо них, представить документы, доказывающие дворянское происхождение. Луазо и Менестрие сходятся во мнении, что документы являются самыми надежными и общепризнанными доказательствами дворянства, хотя обычно к ним прилагаются и свидетельские показания[171]. Во второй половине XVII в., во время кольберовских расследований дворянства во всем королевстве, письменные доказательства считались необходимыми и достаточными.
В качестве доказательств принимались: записи о крещении, где указывались имена отца и матери; брачные контракты; завещания; ревизии очагов и прочие документы, из которых было бы видно, что данное лицо освобождалось от налогов; реестры бана и арьер-бана; записи, свидетельствующие об участии в заседаниях провинциальных штатов среди представителей дворянского сословия; документы о дворянском разделе наследства; судебные решения по делам о дворянстве; свидетельства об исполнении должностей, являющихся привилегией дворянства; свидетельства о военной службе и отчеты военного казначейства; акты вассальной присяги при вступлении во владение дворянским фьефом; документы, исходящие от короля или от должностных лиц королевства, в которых данный человек именовался бы экюийе или шевалье; постановления комиссий, принятые в ходе предыдущих расследований дворянства. Доказательствами считались летописи и хроники, в которых были упомянуты предки заинтересованного лица. В ходу были и такие свидетельства, как арендные договоры, акты купли-продажи, акты об установлении опеки, справки местных должностных лиц, постановления Палаты косвенных сборов[172]. Аноблированным и их потомкам полагалось представить патенты, надлежащим образом зарегистрированные, и свидетельства о владении аноблирующими должностями. В качестве доказательств можно было предъявлять только подлинники документов. При этом считалось, как замечает Менестрие, что «все эти доказательства выглядят менее подозрительными, ежели они взяты из государственных реестров»[173]. Необходимое число документов, удостоверяющих дворянство, по-видимому, возрастало по мере того, как ужесточался контроль над дворянством со стороны королевской власти и письменные доказательства становились определяющими, вытесняя устные. Так, в Нормандии при расследованиях дворянства в XVI — первой половине XVII в. заинтересованному лицу достаточно было представить по одному подлинному документу для доказательства дворянства каждого из рассматриваемых поколений его предков. При расследованиях 1666 г. требовались уже по меньшей мере три документа для каждого поколения[174].
С середины XVI в., по мере того как возобладали представления о дворянстве как о наследственном качестве, широко распространились генеалогические штудии и книги. Составлялись генеалогические древа с разными целями, но основной все же было доказательство дворянского происхождения[175]. Некоторые из генеалогий носили явно вымышленный характер: аноблированные семьи пытались поднять свой престиж, создавая легенду о принадлежности к древнему дворянскому роду. Например, семья Талонов претендовала на происхождение от ирландского дворянина Артюса Талона, поступившего на службу к королю Франции Карлу IX. Вообще миф об иностранном происхождении часто использовался как уловка с целью избежать необходимости предъявлять веские доказательства принадлежности к французской знати. В личных бумагах генерального адвоката Парижского парламента Омера Талона действительно упоминается его двоюродный дед, некий Артюс Талон, но не иноземный дворянин, а торговец из Шампани[176]. Отношение со стороны генеалогистов к подобным сказкам о происхождении от знатных предков далеко не всегда было снисходительным.
В качестве доказательств дворянства использовались также гробницы предков, эпитафии и памятники с изображением гербов и других признаков дворянского достоинства. По своему значению они приравнивались к подлинным документам.
По словам Менестрие, «надгробия, где присутствуют четыре, восемь или шестнадцать картье[177], являются веским и полным доказательством дворянства»[178].
Всем, кроме аноблированных и их потомков, следовало доказать, что их дворянство является «незапамятным» (immémoriale). Однако, как отмечает современная исследовательница М. Кюбельс, распространенное понятие «незапамятное дворянство» допускает разные толкования. Под этим могли подразумевать как дворянство, происхождение которого стерлось из памяти ныне живущих, так и такое дворянство, о начале которого не осталось ни одного документа
