Европейские негры - [40]

– Так на другой день нашли его тело в канале? спрашивал Шламмер: – и ты был при суде над ним?

– Да, он уличил его в намерении предать нас полиции. О, я ужасно боюсь этого человека; он мешал мне во многих отличных делах. Думаешь: что, если он узнает о каком-нибудь, как он называет, гнусном убийстве? А ведь от него трудно укрыться: он все знает и уличит – и тогда пропал человек.

Шламмер улыбнулся.

– Что вы смеетесь, г. Шламмер? Вы, кажется, думаете: «а вот о моих проделках он не знает». Нет, до него дошли слухи. Он говорил, что у вас делаются, как он называет, гнусные вещи, и что он займется вами. Я вас предупреждаю по-дружески.

– В-самом-деле? с испугом сказал Шламмер, начав кашлять, чтоб скрыть свое волнение: – это было бы неочень-приятно. Впрочем, чего ж бояться нам с женою? прибавил он, стараясь ободриться: – мы не признавали его своим начальником; он не должен вмешиваться в наши дела. Да и кто он такой – мы этого еще не знаем.

– Да этого и никто не знает, сказал Штрейбер. – Известно каждому только одно: он сделался нашим начальником не для-того, чтоб иметь какие-нибудь выгоды; он не требует себе ничего из общей прибыли, напротив, сам помогает тем, кому случается нужда.

– Значит, у него есть свои особенпые цели, сказал Шламмер. – Знаешь ли, я думаю, что это какой-нибудь знатный господин, который забавляется нашими делами от скуки или для шалости.

Появление Шеллингера прервало разговор.

– Здравствуйте, г. Шламмер, сказал нортной, раскланиваясь: – в моей квартире холодновато; я зашел к вам погреться. Я бы вас попросил, г. Шламмер, поставить у меня в комнате хорошую печь: моя совсем не греет.

– Да выдержит ли гнилой пол новую печь? насмешливо сказал Штрейбер: – я того и жду, что он провалится, и вы повиснете на какой-нибудь перекладине.

– Прежде, чем я повисну, отвечал Шеллингер: – я надеюсь видеть, что добрые люди повесят вас.

– Полноте ссориться! сказал хозяин.

– Я не ссорюсь, а просто рассуждаю, кому приведет судьба умереть своею смертью, а кому прийдется умереть на виселице, отвечал Шеллингер.

– Да полноте же! повторил хозяин: – если вы говорите и не в обиду Штрейберу, так все лучше оставить этот неприятный предмет: кому весело думать о смерти?

– Вам, г. Шламмер, речь о смерти не должна быть в диковинку, возразил неугомонный Шеллингер, искавший случая к ссоре: – говорят, будто бы у вас в квартире смерть очень обыкновенная гостья; говорят, будто дети, которых вы берете на прокормление, мрут как мухи от голода и побоев.

– Как вы смеете говорить это! закричал хозяин, вспыхнув.

– Отчего ж не говорить, когда это правда? продолжал Шеллингер.

– Лжешь ты, старый дурак, нищий бессовестный! закричал хозяин, разгорячись еще больше.

– Я не нищий, а вы воры, мошенники. Уйду от вас, разбойников, чтоб не зарезали, сказал Шеллингер и пошел к дверям.

– Нет, ты не уйдешь! Мы с тобой разделаемся! закричал хозяин, в бешенстве бросаясь на старика: – Штрейбер, держи его!

– Бьют! режут! помогите! крикнул Шеллингер, и в ту ж минуту дверь затрещала под ударами Ричарда и слетела с петель. Впереди всех вбежала Катарина.

– Шеллингер, укажите ей, где комната, в которой дети, сказал Ричард: – а мы пока подержим этих негодяев.

Но держать было некого: Шламмер и Штрейбер попрятались в разные углы. Жены Шламмера также не было видно нигде.

– Вот оно, вот мое дитя! вскричала Катарина, рыдая и смеясь вместе: – жива моя милая дочка! и она цаловала ручки и ножки малютки – О, как я благодарна вам!

Радостное волнение бедной матери было так велико, что слабые силы её не вынесли потрясения: она упала в обморок.

– Шеллингер, ты умеешь обращаться с женщинами лучше нас, сказал Ричард: – иди сюда; что нам делать с этою бедняжкою?

– Ничего, ничего, суетливо говорил Шеллингер, бросаясь во все стороны: – нужно только воды; где вода? сыщите поскорее!

– Вот вода, сказал детский голос позади Ричарда: – вот в большой кружке, на окне.

Ричард обернулся и увидел мальчика, лет шести, который при начале шума залез-было под лавку, но теперь, ободрившись, вышел из своего убежища.

Шеллингер принялся мочить виски Катарины.

– Кто ты, мой милый? спросил Ричард мальчика.

– Посмотрите, он спрятался туда, сказал вместо ответа мальчик, указывая на одну из кроватей.

Ричард увидел, что из-под детской кровати торчали ноги:

– Вылезай, любезный, нам нужно с тобою переговорить, сказал он.

Ноги зашевелились, потом показались фалды фрака, наконец явился всею своею особою Штрейбер и, поднявшись на ноги, учтиво сказал:

– Мое почтение, господа! Я здесь человек посторонний, позвольте мне удалиться от этой неприятной истории.

– Не отпускайте его, Ричард, сказал Шеллингер: – иначе этот плут может наделать нам неприятностей.

Катарина между-тем оправилась.

– Нечего здесь оставаться, сказал Ричард: – идемте поскорее из этого вертепа.

Но когда они вышли в переднюю комнату, дверь в сени была окружена десятком незнакомых людей, среди которых стоял человек в черном плаще:

– Что за беспорядок, сказал он, выступая вперед: – зачем вы силою вломились в чужой дом? С этими словами он один вошел в комнату, оставив прочих в сенях: – затворите дверь, сказал он, обращаясь к ним.