Европейская мозаика - [53]

В ночь накануне ожидаемой казни Рэйли написал прощальное письмо Бесс: «С этими последними строками ты, моя дорогая жена, получишь мои последние слова. Я посылаю тебе свою любовь, — её ты сможешь сохранить после моей смерти… По своей воле я никогда бы не сделал тебя несчастной, дорогая Бесс. Пусть горе уйдёт со мной в могилу и упокоится в прахе. Господь не позволяет мне ещё раз увидеть тебя в этой жизни; перенеси это с терпением, как подобает твоему храброму сердцу».

Но ещё больше страданий, чем предстоящая вечная разлука, ему доставляла мысль том, что Бесс и его сын Уот будут обречены на нищету. Поэтому бо́льшую часть своего обширного послания он посвятил хозяйственным распоряжениям и подробному перечислению средств, на которые могла бы существовать его семья.

Однако Яков не решился начать своё царствование с казни национального героя Англии, тем более что несправедливый суд только увеличил славу и популярность Рэйли. В последний момент казнь отменили. Правда, Рэйли, в отличие от Кобхэма и других заговорщиков, не получил ни помилования, ни свободы. Из Винчестера его перевели в Тауэр, оставив в силе смертный приговор.

Рэйли поместили в верхнем этаже Кровавой башни. На первый взгляд условия его содержания не были чрезмерно суровыми. Его комната выходила на террасу, известную ныне как Прогулка Рэйли. С одной стороны террасы открывался вид на пристань и реку, с другой — узник мог любоваться наместничьим садом и зелёным лугом. Ему прислуживали три лакея, а друзьям и родственникам было разрешено посещать узника. Встав на рассвете, Рэйли старательно причесывал голову и бороду, завтракал, целое утро писал, затем гулял в саду, играл в мяч и выпивал рог доброго английского эля. За обедом он принимал гостей, развлекая их разговорами о Виргинии, Гвиане и морских сражениях.

В первые дни своего заточения Рэйли не мог и подумать, что ему придётся провести за решеткой бесконечные тринадцать лет. Правда, однажды для него блеснул луч надежды: король объявил о своём намерении посетить Тауэр с королевой, принцами и всем двором с целью открыть двери темниц и выпустить заключённых. Отчасти всё так и произошло. Яков со свитой явился в Тауэр, но накануне его торжественного въезда Рэйли перевезли во Флитскую тюрьму, так что король только прошёлся с задумчивым видом взад-вперёд по его пустой комнате. А спустя несколько дней по окончании королевского визита Рэйли возвратили на его прежнее место.

Узник окончательно убедился, что его намерены держать взаперти до скончания века. Его жена переселилась в Тауэр и родила здесь второго сына Кэрью. Она периодически ездила в Уайтхолл и Виндзор, чтобы подать очередное ходатайство о помиловании мужа, но её старания оставались тщетными. Между тем об освобождении Рэйли хлопотали даже иностранные дворы: французский король готов был принять его на службу; голландцы с радостью послали бы его в Индию; датский король желал видеть его адмиралом своего флота; итальянские государи наперебой искали его услуг. Однако всё это только ещё больше пугало Якова, и он раздавал поместья Рэйли своим фаворитам, словно речь шла об имуществе мертвеца. Да он и в самом деле был мёртв в глазах закона.

Но и таким — ограбленным и скованным — знаменитый узник продолжал внушать опасения своим тюремщикам. Во время его прогулок по террасе возле Тауэра постоянно толпились люди, желавшие взглянуть на героя. Действительно, Рэйли представлял редкое зрелище. Пятидесятилетний, но всё ещё великолепно сложённый, с загорелым оливковым лицом, густой бородой, длинными усами и роскошными смоляными волосами, которые его слуга ежедневно убирал в течение часа, он появлялся на террасе в костюме, усыпанном с ног до головы рубинами, жемчугом и бриллиантами. Каждый видевший его уходил с убеждением, что созерцал красивейшего мужчину своего времени и символ величия Англии.

Однако со временем здоровье Рэйли пошатнулось. Человек, привыкший к деятельной жизни на корабле и в седле, годами жил и спал в каменной клети, где воздух был спёрт и никогда не топился камин. Постепенно Рэйли превратился в тень того красавца, который некогда блистал при дворе. Холодными зимами его тело коченело, одна рука потеряла всякую способность двигаться, на другой вспухли вены. Описывая свои страдания в письме к государственному секретарю Роберту Сесилу, Рэйли с горечью прибавлял: «Я не жалуюсь, я знаю, что это было бы напрасно». Тюремный доктор, осмотрев больного, нашёл, что левая сторона его тела совершенно отнялась, пальцы на левой руке сведены, а язык почти не ворочается. Он рекомендовал перевести страдальца в более теплое помещёние. Рэйли поселили в Садовом доме, где его здоровье пошло на поправку.

В тюрьме Рэйли из человека действия поневоле превратился в учёного и мыслителя. В надежде найти универсальное средство от человеческих недугов, он превратил одну из комнат своей тюрьмы в химическую лабораторию, и дни напролёт просиживал в ней, вопрошая природу о её тайнах. Из-за этих занятий на Рэйли стали коситься как на колдуна и безбожника. Поговаривали, что в его комнате, уставленной колбами и ретортами, «обитали все духи, кроме Духа Божьего».