Европеец - [15]

Тут чернец стал говорить ему и уговаривать, как благоразумно поступила жена его, как не должна была доверять незнакомому послу, как прилично осталась дома сидеть и как ему, графу Зигмунду, не годится себя в гнев вводить. Потом они расстались; Зигмунд пошел к гробу господню, а чернец на корабль и отплыл в немецкую землю.

Вот граф Зигмунд благополучно совершил свое странствие, исполнил обет свой, у гроба святого благодарил господа за выздоровление жены своей, а слезы ручьями текли по лицу: та же самая жена его, за которую он столько страданья перенес, забыла об нем и предпочла беззаботную жизнь беспокойству дальнего пути. Помолившись, граф пошел домой, шел долго и питался щедротой добрых людей и святой милостыней. Наконец пришел в немецкую землю; сильно забилось сердце, когда он увидел замок свой и когда вспомнил, что увидит опять и Марию свою. Недалеко от ворот замка попался ему мальчик, веселый и милый, хотя весь в крови и с мечом в руке; граф Зигмунд остановил его и спросил, куда он спешит? и от чего он в крови? Мальчик засмеялся и отвечал ему;

«Я в лесу нашел волчью нору, старого волка убил там, а молодой укусил меня; спешу теперь домой взять цепь, приковать волчонка и приучить к себе, пускай бегает за мной как собака моя». Понравилась такая смелость графу Зигмунду, и спросил он: как зовут тебя, молодой смельчак? — Зигмунд, граф Гернсбергский, — отвечало дитя. Не мог удержать своего восторга граф, схватил мальчика и без памяти к сердцу прижимал: я отец твой, граф Зигмунд фон Гернсберг, — сказал ему наконец. Обрадовался малютка всею душою, и стал в вороты стучать и кричать во все горло: гей! сторож! отворяй ворота! Отец воротился! отец тут!

Отворились ворота, опустился подъемный мост, и побежал сын вперед, продолжая кричать: матушка! иди сюда! Отец воротился, отец тут! Не успел войти в комнату Зигмунд, а Мария бросилась ему на шею с радостным восторгом любви. Но граф Зигмунд не обнял ее, грустно взглянул и спросил: почему она не исполнила приказанья его, и не пришла освободить от неволи? Со слезами на глазах отвечала ему Мария, что не поверила послу его и не хотела бросить сына и хозяйство без надзора, не имевши никакого яснаго доказательства, что Зигмунду того хочется; прислал бы он хотя кончик епанчи своей, или перевязи, и не остановилась бы она, и поехала бы через море грозное поклониться салтану в ноги. Улыбка ее и взгляд, и слезы в лазурных глазах, все свидетельствовало в правде слов ее, и не мог долее крепиться граф, упал на шею к жене, ласкал ее с прежней любовию, также и сына своего. И все подданные радовались возвращению графа в стены замка Гернсбергского.

Через несколько дней созвал Зигмунд гостей к себе, рыцарей, своих товарищей, и собралися все к нему, а между ними много таких, которые на графиню злобствовали за то, что им не поверила, будто не жив супруг ее, будто должна она выбирать себе другого мужа, любого из них.

Сидели они долго за роскошным столом и вина домашнего выпили много: вдруг Зигмунд граф обратился к ним с вопросом: «Hy, друзья, братья — товарищи! Скажите-ка мне, хорошо ли вела себя жена моя, пока меня но было?» Замолчали все рыцари и бароны. Изумился Зигмунд и продолжал: «Скажите мне, скромно ли жила она, как прилично смиренной жене и не выезжала ли из владений замка моего Гернсбергского?» Тут засмеялись некоторые рыцари и с насмешкой отвечали ему: велико владение твоего замка, если жена твоя не выходила из него.

С бешенством требовал граф Зигмунд изъяснения и назвал того собакою и подлым доносчиком, кто не скажет всего, что на сердце. «Так знай же, — отвечали завистники, — что не долго жила дома скромно и тихо Мария твоя, а куда она ездила и с кем, спроси у того, кто провожал ее».

Ярость закипела в сердце Зигмунда, он схватил нож и хотел вонзить в грудь жены своей, но Мария убежала и затворилась в своей комнате. Рыцари удерживали графа и уговаривали, чтоб он не казнил жены своей; и пока они старались увещевать его, вдруг вошел в комнату чернец с арфой своей за плечами — и вскричал граф от радости и от горького чувства несчастия: смотрите, братья, други мои! вот тот добрый чернец, кому я обязан свободою! Добро пожаловать, чернец святый! — Чем угощу я тебя! — Чем могу наградить?

— Награди меня любовью! — отвечал чернец и снял маску, и увидел Зигмунд Марию свою!

Вне себя от умиления плакал Зигмунд, обнимая верную жену свою, и не мог опомниться, а рыцари подняли к небу полные кубки и единодушно возгласили: «Да здравствует верная жена, Мария!»

Г. Ф. Вехтер

VII. Екатерине Александровне Свербеевой

Мысль неразгульного поэта

Является божественно стройна:

В живые образы одета,

Святым огнем озарена;

Блажен, кто силен ей предаться,

Тот, чья душа спокойна и чиста,

Да в ней вполне изобразятся

Ее гармония, и свет, и чистота,

Так вы блистательно-прекрасны…

А что мой стих? питомец буйных лет

И проповедник разногласный

Мирских соблазнов и сует!

Доныне пьяными мечтами

Студент кипеть не перестал —

И странны были бы пред вами

Вакхический напев и хмель его похвал.

Но чужд святому вдохновенью,

Он ведает, где небо на земле;

Но место есть благоговенью