Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. - [203]
В Германии был объявлен на неделю национальный траур, как только правительство и веймарское Национальное собрание узнали об условиях, предложенных германским мирным делегатам. Первый министр Шейдеман заявил, что «отсохнет та рука, которая подпишет Версальский трактат». В том же роде высказались и другие официальные лица. Но все это, конечно, были только слова. Ни малейшей возможности немедленно сопротивляться не было в тот момент. В Германии происходили демонстрации против подписания мира, но эти демонстрации не производили впечатления на союзников, твердо уверенных, что Германия воевать не может и не будет.
Напрасно граф Брокдорф-Ранцау силился доказать, что без устных переговоров трудно вести дело[193]. Пришлось ограничиться бесплодной перепиской с Клемансо, в которой главным аргументом было несоответствие Версальского трактата 14 пунктам Вильсона[194]. Конечно, Клемансо и руководимая им конференция ни в чем не уступили, и в своем (тоже письменном) ответе от 16 июня Клемансо еще усилил оскорбительный для Германии смысл обвинения ее в сознательном провоцировании войны.
Об «уступках», которые были сделаны, можно было бы вследствие их незначительности и не упоминать: оставлены были за Германией некоторые чисто немецкие местности Померании, кое-какие пограничные местности в Познани и Силезии; постановлено было, что в Верхней Силезии будет допущен плебисцит населения для решения вопроса, кому должна достаться страна — Польше или Германии (напомним, что когда в конце 1921 г. плебисцит был произведен, то, несмотря на большинство голосов в пользу Германии в целом ряде округов, эти округа были все-таки отданы Польше, на том основании, что плебисцит не решает дела, а лишь дает «материал» для решения; другие же «материалы» будто бы говорят в пользу Польши). Маленькое смягчение было допущено по пункту о конфискации всего немецкого имущества в чужих странах: было постановлено, что в немецких областях, отходящих к Польше, Чехословакии и Дании, немецкое имущество не подлежит конфискации. Остальные уступки были еще ничтожнее (например, союзники отказывались от права заставить Германию построить, помимо ее желания, сооружения, нужные для речного пути Рейн-Дунай. Германия получала право ввести в комиссию по судоходству на реке Одер не одного, а трех представителей и т. п.).
Словом, Версальский трактат оставался в общем тем самым, каким был до этого обмена нотами.
Клемансо дал знать, что больше никаких изменений не будет и что трактат должен быть подписан, иначе возобновится война против Германии.
Брокдорф-Ранцау выехал в Веймар (из Версаля, где он находился). В Веймаре царила величайшая растерянность. Крайние правые и правые были против подписания мира, демократическая партия тоже, на крайнем левом фланге тоже проявлялось определенное течение в этом смысле. Но социал-демократия большинства (не вся, правда) и центр решили подписать. Вождь центра Эрцбергер полагал, что неподписание трактата равносильно новому нашествию союзных армий и расчленению Германии, так как Бавария и другие отдельные государства принуждены будут заключить с Антантой сепаратный мир. Союзники без труда сломят всякую попытку к сопротивлению, если бы даже таковая проявилась, и все равно придется покориться, но еще на худших условиях. Был запрошен Гинденбург о возможностях и шансах сопротивления. Смысл ответа старого фельдмаршала заключался в том, что борьба на востоке — с Польшей — еще возможна, но на западе — против союзников — безнадежна.
Приходилось решаться. Граф Брокдорф-Ранцау 20 июня 1919 г. подал в отставку, так как он слишком часто повторял, что мирный трактат и неисполним и неприемлем (unerfullbar und unannehmbar). Вышел в отставку на другой день, 21 июня, и первый министр Шейдеман, тоже не имевший возможности, после того, как он 1 >1/>2 месяца заявлял (считая с 7 мая — дня передачи текста договора) о полной неприемлемости договора, согласиться на его подписание. Во главе нового кабинета стал социал-демократ Бауэр; министром иностранных дел сделался социал-демократ Герман Мюллер (оба — члены шейдемановского большинства). В кабинет вошел и Эрцбергер.
22 июня состоялось в Национальном собрании в Веймаре голосование по вопросу о Версальском мире. На другой день истекал срок ультиматума, который предъявил Клемансо. Большинством 237 голосов против 138 решено было мир подписать, но с двумя оговорками:
1) Германия отказывается признать себя единственной виновницей войны;
2) Германия отказывается выдать своих граждан Антанте (обвиняемых Антантой в преступлениях против международного нрава).
Но Клемансо ответил 23 июня, что он никаких оговорок не признает, и категорически потребовал принятия всех без исключения пунктов Версальского договора. Пришлось подчиниться и в этом больном для самолюбия вопросе. Узнав о решении собрания принять договор, германская команда на морских судах, выданных Англии и стоявших пока в Скапа-Флоу (на Оркнейских островах), воспользовалась последним днем своего пребывания на судах и открыла кингстоны, чтобы не оставлять судов врагу. За это потопление Англия впоследствии потребовала (и получила) от Германии дополнительное вознаграждение, очень высоко исчисленное, именно — все оборудование всех германских морских доков.
