Европа - [48]

«...» Швейцарцы слывут попрошайками. Правда, лишь назови кого, и тот не поворотится, не отзовется, «не знаю» не скажет в ответ на вопрос, чей дом, без buona mano. У девушек в таких случаях не язык говорит, а лицо и глаза, и говорят отменно красно. Но по дурной привычке в городах и около гостиниц грешно бы было делать общее заключение. Заметна в массе народа немалая бедность; но и та не в грязи, не терзает унылым напевом, не бродит в оборванных рубищах.

В Тироле мало удобств, которыми Швейцария снабжает гостя щедрою, хотя не совсем бескорыстною рукою. Несмотря на то, я провел в Тироле дней семь с удовольствием. Тиролец молодец: кожаные шаровары на нем по колена, колена голые, голубой шерстяной чулок закрывает у него только икру ноги, башмаки на босу ногу с большими пряжками, жилет всегда красный, сверху черный, кожаный или суконный камзол с рукавами, на шее платок голубой или красный, на голове остроконечная шляпа, черная или зеленая. Отрасти он себе бороду, да надень русский кафтан, примешь его за русского с Волги: такие же греческие и римские лица, здоровые, умные, не без лукавства; такие же смелость, телесная сила, окреплость в труде, в невзгодах и в непогодах. От Балтийского до Средиземного моря нигде я не заметил в народе такой привязанности к вере отеческой, какую видишь на святой Руси и в Тироле. Тиролец не пройдет мимо церкви, не став на колена, как русский не пройдет мимо храма Божьего, не остановившись и не осенив себя крестным знамением. Тирольский фурман не пустится в путь без образа Спасителя или Матери Божией впереди на возу, как русский извозчик не двинется с места, не призвав Господа в помощь, а иной - не прикрепив и медного образка к телеге на столбике. В деревнях я видел - целые семьи на коленях читали и слушали вечерние молитвы по первому звону колокола к Ave Maria. В одном Тироле народ похож на русскую нацию в преданности к особе Царя - и они доказали то перед лицом всего света в 1809 и 1812 годах. Проливали тогда же кровь испанцы и немцы, но не за веру и не за Царей, а за какую-то политическую независимость. В Тироле только видны, как на Святой Руси, прародительские нравы, обычаи; как были искони, так и нынче; ничто в народе не изменилось; такой он и нынче армяк из грубого, да теплого сукна, каким называл его Максимилиан в конце XV века; весь успех народной цивилизации состоит еще лишь в том, что поселянки, мещанки, посадские начали носить вместо зеленых высоких и остроконечных низкие, черные, сверху широкие, наши кучерские шляпы.

Как рyccкиe молодцы в деревнях любят носить на шляпах павлиньи перья, так и тирольцы; только у них не павлиньи перья, и не всякий вправе наколоть на шляпу перо: оно у них победный венок. В Тироле водится птица Spiehlhane - в необитаемых местах, на недоступных утесах, на высотах, где уже и трава не растет. В крови у тирольца страстная и непреодолимая охота подстеречь и подстрелить эту птицу. Три-четыре молодца вдруг пропадут без вести - отправились в горы, где месяц-другой терпят холод и голод, возвращаются иногда с пустыми руками, а отдохнув, опять пропадают, опять идут в горы с тою же неугасимою страстью. Торжество для селения, когда воротятся с добычею. Птица от этих гонений приметно стала переводиться. Правительство приняло ее под кров свой и запретило эту охоту, но без успеха. К чему же она? Под пару ей у Тирольца есть другая страсть, род нашего покойного кулачного боя. И эта игра запрещена; несмотря на то, редко бывает народное сходбище, праздник, на котором удальцы не вздумали бы поискать чести в приятельском кулачном поединке: причем обыкновенно надевается на палец правой руки предковский железный перстень с треугольною, довольно высокою и нетупою насечкою. Условие - не забить друг друга до смерти; безделицы - выбить зубы, раскроить лоб, проломить голову, своротить нос, расщепить ребро, окровавить, изувечить, изуродовать - эти и другие подобные мелкие трофеи дозволены. Кто собьет приятеля с ног, а сам устоит на ногах, тот победитель, и тот лишь в Тироле имеет право носить на шляпе перо из хвоста тирольской Spiehlhane: сколько побед, столько и перьев на шляпе. До сих пор в этом народная гордость. Народный нрав и обычай не скоро умирают, сколько ни пиши запрещений.

Интерлакен летом превращается в английскую колонию. В Швейцарии, впрочем, и везде первый встречный и поперечный - англичанин. Немногие племена из земнородных не посылают еще туда от себя представителей каждый год с весны до осени; но от англичан не посещения, а просто набеги, и Боже упаси друга и недруга приехать в гостиницу, где поселилась ли, ожидается ли фамилия - название, которое принадлежит лишь англичанам - хотя только на одни сутки: завладеет всем - еще милость, если одним - этажом, дня не пробудет без parlour (приемной), drawing-room (гостинной), bed-room (спальной), особой для каждого, даже слуги и служанки, угла другим не оставит.

«...»

Из всех больших городов, где мне случалось быть - не говорю о приморских Неаполе, Генуе - красотою местоположения только Рим может сравниться с Москвою. А кто смотрел на Москву с Ивана Великого, тому все города европейские с такой же высоты покажутся уродливыми от остроконечных, превысоких и претяжелых черепичных крыш с жильем в три, четыре ряда в этих подоблачных райках и с циклопическими, безобразнейшими дымовыми трубами. В Москве летом, в ясную погоду после дождя, легкие и плоские, зеленые почти на всех строениях, кровли - как свежий дерн между садов и светящихся серебром и золотом глав на церквах.