Европа - [36]

Мне не все в России нравится, конечно. Не нравится, например, что в России люди очень грубы с незнакомыми людьми. Если начинаешь с кем-то общаться, то, как правило, это оказывается прекрасный человек. Но если ты просто обращаешься к кому-то на улице или в магазине - люди очень агрессивны. Еще я ненавижу русскую бюрократию. Ну, просто это то, что лично меня задевает, вечные проблемы с документами. Все эти визы, разрешения на работу, регистрации - оформление бумаг отнимает очень много времени и сил. А остальное… Ну я не могу что-то такое глобально выделить. Мне, допустим, не нравится ваша политическая система, но это же нельзя считать недостатком страны. Это просто определенный этап в ее развитии, со временем он закончится. Ваша страна меняется очень быстро. Россия, в которую я приехала в середине девяностых, - это была совсем не та страна, что сейчас. Вообще, каждый раз, когда я сюда приезжаю после перерыва, мне приходится заново привыкать к изменившимся реалиям. Когда ты здесь живешь постоянно, эти перемены, конечно, не так бросаются в глаза.

Россия - это страна, которую я люблю. Так я обычно отвечаю, когда друзья спрашивают меня: «а какая она?». Еще я часто говорю, что Россия - страна крайностей, контрастов. Здесь невозможны полумеры, здесь все через край. Россия взяла от Европы многое, но все взятое пропустила через себя, видоизменила. И на Азию Россия тоже не похожа. У нее свое лицо. Этим она и интересна.

Записали Мария Бахарева и Алексей Крижевский

Купол Фостера

Виды на Берлин

Людмила Сырникова

– Когда мне предложили немецкое гражданство, я отказался, - говорил мой берлинский знакомый, выходя вместе со мной из вагона на станции метро Friedrichstrasse. - Осторожно, двери закрываются.

Немецкие законы не признают двойного гражданства и даже наличия двух гражданств: вступая в гражданство Германии, вы должны лишиться всех имеющихся гражданств, если таковые у вас есть. А с российским подданством легче летать в Москву: консульский сбор за российскую визу составляет что-то около 350 евро, если не ошибаюсь. С нашим паспортом летать не так накладно.

Мы переходим мост через Шпрее и, косясь на уродливый памятник Бертольду Брехту возле театрального центра его имени, бредем по блестящему от чистоты тротуару, залитому весенним злым солнцем. Нам надо дойти до рейхстага. Мой спутник хвастается, что в силу вида на жительство может беспрепятственно гулять по рейхстагу, хотя посещать заседания Бундестага дозволяется лишь гражданам Федеративной Республики Германия. Мы подходим к рейхстагу со спины, огибая аккуратно припаркованные туристические автобусы. Пройдя вдоль стены, мы выходим на пустынный и необъятный плац - именно по нему маршировали полки перед оком кинокамеры Лени Рифеншталь. Далеко впереди - кромка чахлой, но аккуратной травы и асфальтовой дороги. Уродливый титанический портик рейхстага украшала крупная надпись: DEM DEUTSCHEN VOLKE («НЕМЕЦКОМУ НАРОДУ»). Вереница туристов на лестнице. Мы встали в общую очередь. Как обычно, большинство - японцы, с фотоаппаратами наперевес. Что они собираются фотографировать? - подумала я. - Наверное, виды Берлина. Для туристов в рейхстаге предусмотрен особый аттракцион - подъем на специальном лифте на крышу. Охрана у входа - бодрые старички за семьдесят. Они говорят сразу на нескольких европейских языках. «Руски!» - говорят они, повелительным жестом указывая на короткую брошюру о рейхстаге на русском языке. Я вспоминаю читанную давно, еще в перестройку, статью в «Литературке» о политическом советском фотомонтаже: у кого-то из сержантов, возможно, даже у сержанта Кантария, на руке было две пары часов, и пришлось срочно ретушировать, потому что именно эта рука держала древко красного советского флага, водружая его над поверженной цитаделью гитлеризма. Мы оказываемся внутри. Пройти к лифту можно по специально огороженной дорожке. Все идут гуськом, затылок в затылок, стараясь не смотреть по сторонам. Семидесятилетние охранники стоят в таких позах, будто глаза у них на подбородке. Мы поднимаемся на крышу. Серое низкое небо нависает над нами. Японцы в явной растерянности: фотографировать нечего. Со всех четырех сторон по краям крыши парапет почти с человеческий рост. Фотографировать имеет смысл разве что небо. Красно-черно-желтый флаг полощется на ветру. И тут минутное замешательство японцев проходит. Они понимают, что является центром композиции. Не флаг и не небо, а купол. Новый купол рейхстага, творение Нормана Фостера. Прозрачный, с винтовой блестящей лестницей, сделанной будто из фольги. По лестнице, скользя, бегают японские дети. Фостер стремился сделать купол невесомым, летящим, как бы опровергающим всю эту тяжеловесную прусскую конструкцию и мрачную историю. Но вместо опровержения вышла пустота, стекляшка. Я поворачиваюсь и вижу страшную картину: у одинокой девушки начинается рвота - возможно, она боится высоты, и у нее кружится голова. Японцы берут ее под руки и ведут к лифту. Мы тоже двигаемся к выходу.

Мой берлинский приятель живет в районе под названием Шарлоттенбург. Там две достопримечательности: барочный Schloss Scharlottenburg и русские. Русская речь слышна повсюду. Русские ходят даже по замку и громко восхищаются посудой и оружием. За все время, что я провела в Берлине, мне так и не удалось понять, чем здесь занимаются русские. Приятель мой работает в русскоязычной газете, ведет колонку про культуру, как он сам ее называет. Сегодня состоялся вечер Игоря Иртеньева. Представители русской диаспоры Берлина задавали культовому поэту вопросы о положении писателя в России. В пустынной забегаловке я видела двоих белорусов, приехавших, чтобы перегнать к себе в Могилев старенький Volkswagen. Под пиво с сосисками они обсуждали детали предстоящего путешествия. «Откуда в Могилеве деньги даже на старенький Volkswagen?» - подумала я и вдруг поняла, что мне скучно думать об этом, и что подумала я об этом тоже от скуки, потому что мне скучно в принципе. Мне скучны русские в Берлине с их Иртеньевым и попытками заработать на вас 50 евро, дав в пользование собственную сим-карту (сим-карта немецкого сотового оператора доступна на любом углу и сама по себе не стоит ни евроцента: я заплатила 13 евро, и все они оказались у меня на счету). После этой неловкой попытки гешефта мой приятель обнаружил вдруг, что он крайне занят и не может составить мне компанию в прогулке на Музейный остров. Что ж, я отправилась без него - в конце концов, прекрасные музеи были одной из главных причин моего приезда в немецкую столицу. И вот теперь, выйдя из Пергамона, я сидела в забегаловке, пытаясь прожевать несъедобный венский шницель, и скучала, думая о своих соотечественниках здесь. Местечковость нелюбопытна в принципе, но только в Берлине она почему-то заполняет собой все свободное пространство, покуда не уткнется в памятник воину-освободителю в Трептов-Парке или в здание российского посольства на Унтер-ден-Линден. Тут мне показалось, что я уже начинаю злиться, я попыталась подумать о чем-нибудь другом, но почему-то подумала о своем разговоре с таксистом-женщиной, которая тоже оказалась русской. Она везла меня в отель из аэропорта Шёнефельд. «Вы знаете, что тут начинается?» - спросила она совершенно без акцента. «Что?» - поинтересовалась я. «Все как в тридцатые годы, - немедленно ответила она. - Тут очень дешевое жилье. И евреи, как в тридцатые годы, скупают весь Берлин». Я промолчала. Вероятно, женщина-таксист рассчитывала на какую-то реакцию, потому что через полминуты выкрикнула нетерпеливо и раздраженно: «А немцы, между прочим, не спят!»