Европа. Борьба за господство - [15]
При этом многие государства, в которых сословно-представительные собрания обладали определенными полномочиями, не отличались внутренним единством и не достигали больших успехов во внешней политике. Даже всесильному императору Карлу V приходилось считаться с противодействием представительных собраний, будь то кортесы Кастилии, Генеральные штаты Нидерландов или другие, более мелкие сословные учреждения. Кортесы охотно оплачивали военные операции в защиту испанских интересов, как то: оборону Наварры, истребление берберских пиратов, борьбу с турками в Средиземноморье, но совершенно не интересовались войнами в Центральной Европе. Просьба о финансировании военного похода в Венгрию в 1527 году была отклонена, тогда как финансирование нападения на Тунис в 1535 году кортесы одобрили. В 1538 году, вместо того чтобы далее выделять средства на военные действия, парламент даже рекомендовал императору Карлу заключить мир с французами.[116] Одной из причин того, что бремя военных расходов лежало в основном на Кастилии, являлась скудость денежных поступлений из Арагона, Каталонии и Валенсии, чьи представительные собрания избегали сотрудничества. Единственным регионом, кроме Кастилии, способным на существенный вклад в военные расходы империи, являлись богатые Нидерланды, имевшие эффективную налоговую систему. Но тамошние представительные собрания тоже не стремились оплачивать внешнюю политику Священной Римской империи. В феврале 1524 года Маргарита Пармская, наместница Габсбургов в Нидерландах, писала императору Карлу: «Голландцы более всего жалуются на то, что они вечно оплачивают тяготы войны, но сама эта война ведется не ради них». В сороковых и пятидесятых годах шестнадцатого столетия Нидерланды весьма неохотно выделили определенную сумму денег на окончание войны с Францией.[117] Подобные проблемы заботили Габсбургов и позже – как в Испании, так и в Австрии.
В Восточной Европе сочетание сильных представительных собраний и слабости на международной арене было особенно показательным. Когда шведская знать восстала против Сигизмунда Вазы, польского, литовского и шведского короля, польский сейм отказался снарядить войско для подавления этого восстания. В 1599 году Сигизмунд был низложен шведским парламентом, союз с Польшей распался. В России польская оккупация и народные мятежи в начале семнадцатого столетия привели к установлению автократии в более жесткой форме, чем ранее. В 1613 году на русский престол взошел первый представитель дома Романовых, что положило конец «смутному времени» (1598–1613). Уроки, извлеченные русской знатью из событий двух последних десятилетий, были очевидными: чрезмерная «свобода» ведет к хаосу и слабости государства, слова «воля» и однокоренные ему свидетельствуют о беспорядках и мятежах. По этой причине основой образа мыслей русского общества стала служба отечеству, особенно защита суверенитета от внешней агрессии. Многие русские пришли к убеждению, что имеют право на участие в жизни страны, а не только на «хлеб с маслом», каковой соответствовал недоразвитой экономике и зачаткам социальной справедливости. В России отсутствовали полноправные представительные органы западного образца – дума, или боярский совет, не контролировала налоговую систему, в отличие от Генеральных штатов, рейхстага или сейма. Власть Романовых была более или менее абсолютной (со скидкой на огромную территорию государства). Русское государство сохраняло свою целостность, пока пришедшая к власти династия сможет обеспечивать защиту и независимость обширных владений.[118]
Похожая ситуация имела место в землях Бранденбурга и Пруссии. Представительное собрание бранденбургской общины противилось инициативам курфюрста, и, когда Иоганн Сигизмунд собрался распространить свою власть на княжество Клеве, собрание, которое контролировало налоговую систему и отвечало за внешнюю политику государства, отказало ему в поддержке. По мнению курфюрста, парламентарии тем самым совершили государственную измену. Столкнувшись в начале семнадцатого столетия с новыми историческими реалиями, бранденбургская община сосредоточилась на внутренних делах, сняв с себя ответственность за национальную оборону. Если Пруссия собиралась играть важную роль в Европе (или хотя бы в Германии), было необходимо что-то менять. Позже преемник Сигизмунда, курфюрст Бранденбургский Георг Вильгельм, был крайне обеспокоен враждебным окружением своего государства, невозможностью защитить территорию и отказом представительного собрания выделить деньги на оборону. В июле 1626 года он сокрушался: «Мои земли не защищены от внешней угрозы, и потому надо мною насмехаются. Весь мир, должно быть, считает меня слабовольным и опасливым человеком».[119]
Наибольшие разногласия между представительной и исполнительной властью в вопросах внешней политики наблюдались в самой Священной Римской империи. Она не смогла мобилизовать население ни на борьбу с агрессивными турками, ни на достойный отпор захватническим планам французов. К примеру, когда в 1454 году император Фридрих III созвал во Франкфурте имперский сейм, чтобы получить одобрение на крестовый поход против турок, императору отказали. Германские князья обвинили венгерских сторонников этого похода «в желании вовлечь Германию в свои бедствия, поскольку сами они не в силах защитить свое королевство».
