Еврейское счастье военлета Фрейдсона - [64]

— А что не сразу? И новоселье зажал. Так, да? А еще друг называется.

— Так пустая она. Даже одеяла-простыни нет. Не говоря уже о прочем. Как меблируюсь, так сразу и отметим. Когда хоть сидеть на чем будет. Во что водку налить.

— Так… — политрук на полминуты задумался, что-то решая в уме. — Ты пока собирайся. Держи вот ключ от моей каморки. А я пойду с Шапиро перетолкую: куда он списанное шмотьё подевал?

Коган быстро удалился, а я развернулся и побрел обратно. В кассу надо зайти — обнулить тут мой депозит в госпитальной бухгалтерии. Выгрести, что из вещей моих еще осталось.

Как говорится, обломался в полный рост.

Привезли меня сюда в унтах и меховом комбинезоне. Эти вещи ребята с полка уже прибрали обратно. Шлемофон остался у меня. Штаны форменные давно порезали, когда сломанную ногу мне обратно складывали. Гимнастёрку полушерстяную, правда, нашли — по петлицам, так как я тут один лётчик, — но после грубой госпитальной стирки и прожарки от вшей разве, что дома ее одевать в парко-хозяйственный день.

Отдали мой табельный ТТ с кобурой и ремнём. В кобуре — запасной магазин. Патроны все на месте. Шестнадцать штук.

А вот денег я с собой в последний полет, оказывается, взял немало — больше четырех тысяч рублей. Это не считая перевода из полка, что я раньше забрал.

На обратном пути снова столкнулся с Костиковой. Та уцепилась за пуговицу на вороте гимнастёрки и шепчет.

— Ты сегодня в госпитале останешься? Машка у Когана ночует, так что наша с ней комната, считай, пустая.

И глядит в глаза мутнеющим взглядом.

— Лучше, Лен, ты ко мне. Я сегодня еще в ''Москве''. И талоны в ресторан остались — звезду обмоем?

— Я на дежурстве… — голос упал у девушки. А пальчики золотую звезду нежно гладят.

— Подменись.

— Попробую, — согласилась и ускакала сайгой договариваться.

Шапиро уже сидел в каморке у Когана и, судя по его виду, уже принял на грудь граммов двести. И собирался еще добавить.

11.

Утром Костикова опять напевая, стирала. Только теперь уже моё бельё.

— Слышь, подруга, у тебя в родне енотов нет? — Спросил я с подколкой, опершись о косяк двери в ванную и позёвывая.

Ленка в одних трусах выглядела соблазнительно. Легкая полнота ей фигуры не портила, а придавала некий шарм. И побуждала погладить.

— А где ты стирающих енотов видал? — вернула мне вопрос, утирая со лба мыльную пену и вильнув тяжёлой грудью.

— В Уголке Дурова, — ответил я.

И подумал, что сам дурак. Нечего было засвечивать ей хозяйственное мыло. Но с другой стороны где-то стирать всё равно бы пришлось. Почему не здесь? Почему не ей?

— Ты лучше чаю нам закажи у коридорной, — попросила девушка. — И вообще, какая у нас программа на сегодня? Не целый же день в койке валяться.

— Почему бы и нет? — пожал я плечами.

На что получил.

— Злыдень писюкатый.

Вчера мы хорошо посидели в ресторане первого этажа гостиницы, где не только проживающие столовались, но и денежный народ со стороны гулял. Военных больше, чем гражданских. Чекистов больше, чем армейских. Но все с большим уважением отнеслись к фрейдсоновской геройской звезде. А Костикова в отблесках этой славы просто млела и всячески подчеркивала, что она со мной. Даже с другими не танцевала, хотя дамы, когда заиграл оркестр, у подвыпивших командиров стали нарасхват. Мало их было в зале.

А когда к нам за столик подсел Гетман со своей холёной спутницей, то к нам вообще подходить перестали наших баб клеить на танцы. Гетман умел негромко так рыкнуть, что связываться с ним пропадала всякая охота. Тем более, что два героя — не один герой. В случае драки второй — статусный свидетель.

Туфли и тонкие фильдеперсовые чулки Ленка принесла с собой. А валенки оставила в номере. Я ожидал, что она из своей полотняной сумки и платье нарядное вынет, но нет… осталась в форме.

— Шпалы в петлицах определенно мне к лицу, — заявила она мне, крутясь перед большим зеркалом.

— Конечно, шпалы к лицу женщине, когда они в петлицах, а не в руках, — съехидничал я.

Особо на спиртное мы не налегали — у нас в номере с прошлого раза осталось еще полбутылки ''Кюрдамира''. Так, что взяли триста грамм зелёного ликёра ''Шартрез'' и намеревались тянуть его весь вечер. Я в преддверии ночных подвигов напиваться опасался, а девушка была просто малопьющая, хоть и медичка.

Гетман сразу коньяку заказал. Армянского ''поручика''. Пришлось с ним выпить. А ликер дамам отдали. И разговоры наши разделились по половому признаку. Разве, что на танцы отвлекались, меняясь подругами для разнообразия.

Генерал-полковник авиационный (по четыре звезды в петлицах) подходил к Гетману поздравлять с геройской звездой. Плотный такой человек с головой, бритой ''под Котовского''. На груди ордена Красного Знамени и Красной звезды, медаль ''ХХ лет РККА''.

Заодно генерал и меня поздравил, прибавив, что помнит меня по Китаю и всегда считал, что я далеко пойду.

Выпил с нами рюмку коньяку, но присаживаться к нам не стал, поцеловал дамам ручки и отбыл. У него тут своя компания была.

— Кто это? — поинтересовался я.

— Ну, ты даёшь! — воскликнул подполковник. — Начальство надо знать в лицо. Жигарев это. Командующий ВВС всей Красной армии.