Еврейский юмор - [7]
Аналогично в истории о трех женщинах в Майами-Бич наилучшим способом для сына выразить свое почтение матери, оказалось платить психиатру за возможность высказаться у него на приеме о том, что она не знает меры.
Связь между психиатрией и еврейскими матерями не случайна. Несмотря на то, что среди врачей СШа подавляющее большинство евреев, больше всего их в психиатрии (если учесть долю евреев в общем населении страны, то можно сказать, что их доля в этой специальности составляет 477 %).[19]
Широкое представительство евреев в психоаналитике началось с самого ее основания. Зигмунд Фрейд избрал г. Юнга в качестве первого президента Международной ассоциации Психоаналитиков, поскольку не хотел, чтобы психиатрия оказалась отвергнутой как «еврейская наука» (хотя нацисты все равно это сделали), а Юнг был единственным неевреем среди близких людей Фрейда. «Только благодаря появлению [Юнга], – писал Фрейд в письме к другу – психоанализ избежал участи оказаться чисто еврейским предприятием».
В еврейских шутках о психиатрии почти неизменно присутствует тема семьи, и их эволюция прошла два этапа. Вначале они были связаны с неспособностью неискушенных евреев из Восточной Европы постичь ту глубину понимания, к которой открывала доступ психиатрия.
У матери сложились очень напряженные отношения с ее четырнадцатилетним сыном. В доме стоит непрестанный крик и бушуют ссоры. В конечном итоге она решила отвести его к психоаналитику. После двух сеансов врач пригласил мать зайти в кабинет.
«У вашего сына Эдипов комплекс», – говорит он ей.
«Эдипов, шмедипов – выдает ему в ответ женщина, – лишь бы он мать свою любил».
Более поздний юмор предполагает, что современные евреи более осведомлены в психологии. «Всякий еврей либо проходит курс лечения, либо только его закончил, либо собирается пройти, либо же он врач», – гласит популярная острота. Вуди Аллен, являющий собой наиболее типичный в массовой культуре образ еврея-неврастеника, признался, что сам прибегает к услугам психоаналитиков уже более двадцати лет.
В этой связи неудивительно, что еврейские шутки о посещении психоаналитика вышли далеко за рамки «Эдипов, шмедипов»:
Голдстейн пользовался услугами психоаналитика на протяжении десяти лет, посещая его четыре раза в неделю. Наконец врач сообщил ему, что они достигли всех поставленных целей и ему больше нет необходимости приходить на прием. Человек пришел в ужас:
«Доктор, я стал сильно зависеть от этих встреч. Я не могу так взять и прекратить».
Врач дал Голдстейну номер своего домашнего телефона: «Если я когда-то понадоблюсь, – звоните в любое время».
Две недели спустя, в воскресенье, в 6 утра, в доме врача звонит телефон. На проводе Голдстейн:
«Доктор, мне снился жуткий кошмар. Мне приснилось, что вы были моей матерью, и я проснулся в страшном поту».
«И что вы сделали?»
«Я проанализировал сон, как вы учили меня на сеансах».
«И?…»
«Но я так и не смог заснуть. В итоге я спустился вниз, чтобы позавтракать».
«И что вы съели?»
«Я выпил только чашку кофе».
«И вы называете это завтраком?!»
Еврейские родители также известны (а в некоторых кругах – печально известны) тем, что стараются все время, со своими тревогами, быть рядом со своим чадом. «Еврей при живых родителях, – написал Филипп Рот в книге “Жалобы портного”, – это пятнадцатилетний мальчик, который будет оставаться таковым, пока они не умрут». Один знакомый раввин, выросший в чрезвычайно ортодоксальных окрестностях парка Боро в Бруклине, рассказал мне, что его жена научила его, как выражать любовь к своим детям, находя удовольствие в их индивидуальностях. «Мои родители – объяснил он, – выражали свою любовь посредством избыточной нервозности и беспокойства». То же самое было и в случае с Мэллом Лазарусом, создателем комикса «Мама». Вспоминая о своей слишком заботливой матушке на семинаре по еврейскому юмору, Лазарус напомнил: «У нас была масса интереснейших разговоров, например, о моей осанке».
Непомерное вмешательство матерей в жизнь своих детей может иметь несколько первопричин. Преобладающей идеологией среднего класса в 1940-е и 1950-е годы (а евреи в большинстве своем были представителями среднего класса) было то, что отец должен работать, а мать – быть дома с детьми. Многим прекрасно образованным еврейским женщинам пришлось перенести всю силу своего интеллекта, стремлений и профессиональных амбиций на своих детей, и особенно это коснулось сыновей. Сомнительно, чтобы нынешнее поколение евреек, многие из которых уже оформились как профессионалы в своем виде деятельности, стало порхать над своими чадами аналогичным образом. Кроме того, чрезмерное родительское участие может быть следствием страха, вселенного погромами, Холокостом и непрочностью еврейского государства и глубоко сидящего в евреях, боязнью того, что «следующее поколение» может вообще не выжить.
Писатель Хаим Бермант, английский еврей, точно ухватил модуляции этих родительских нервозов. Когда он работал корреспондентом во время войны Йом-Кипур 1973 года, к нему обращались несколько солдат, просивших позвонить их родителям и сообщить, что у них все в порядке. Когда писатель вернулся с фронта, он исполнил эти просьбы, и сохранил запись одного разговора:
