Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины» - [80]
Между запорожцами, посещавшими по торговым делам Умань и другие места польской Украины, и польско-еврейским купечеством не могли сейчас не установиться торговые связи. Старый запорожец вспоминал между прочим: за шкуру выдры «платили дорого не только запорожцы, но и ляхи и жиды»[77]. Очевидно, речь идет о тех мехах, которые запорожцы, по словам Кребс, продавали на ярмарках Умани. Вот еще отрывок из завещания запорожца-купца, умершего в эти годы, во время поездки по торговым делам в польскую Украину, где он говорит о каком-то еврее, с которым имеет какие-то тортовые дела: «За росписку, которую дал покойный Иван к отсылке до Сечи, имеющуюся от жида Зятковского, то прошу, чтобы сюда назад была прислана через Ивана Шаргородского, яко жид просит»[78]. Но все эти торговые связи возникали пока, насколько нам позволяет судить материал, за пределами Запорожской сечи.
Ближайшая судьба Умани достаточно хорошо известна. Во время колиивщины город подвергся жесточайшему разгрому. Но проходит немного времени, и требования жизни делают свое. По торговым дорогам, при первых признаках успокоения, мы видим торговые обозы предприимчивых еврейских купцов, энергично продвигающиеся к новому богатому и заманчивому рынку, бывшему для них в течение десятилетий наглухо закрытым: еврейские купцы из польской Украины впервые проникают в Сечь.
Во время кампании против турок и татар 1769–1774 гг. к устьям Днепра и Буга был послан отряд запорожских казаков. Эта «низовая команда» захватила в ногайских степях в октябре 1770 г. часть табора крымского хана Крым-Гирея. В числе пленных было свыше 500 волохов и более 100 евреев из местечка Янова с женами и детьми (не ясно, как они попали в ханский обоз. Надо думать, это имеет связь с событиями «колиивщины», когда, спасаясь от гайдамаков, часть еврейского населения Польской Украины бежала в ханские владения). Кошевой распорядился: волох отпустить, «а жидов от громады годовать, а иначе они все от голоду сгинуть». Все это делается вовсе не из одного человеколюбия, а казаки надеются получить за евреев богатый выкуп от их единоверцев. Они выбирают «шесть человек таких, у которых здесь оставались жены и дети, либо родственники, а паче отцы», и отпускают их в польскую Украину в родные места с тем, чтобы они там собрали денег на выкуп. А выкуп с них требуют большой: 8000 руб. Деньги должны быть собраны в течение 5 месяцев, иначе «оставшиеся жиды и все их родство имеют окрещены быть и по неволе, или самой смерти преданы будут без всякого пощадения, неприменно». Проходит много времени, почти целый год, посланцам такой суммы собрать не удается. В письме, посланному кошевому, они извещают, что смогли собрать всего 600 рублей, каковой суммой просят ограничиться. Их ходатайство энергично поддерживает также специальным письмом фельдмаршал Румянцев. Он просит снизойти к обнищавшим от войны и болезней евреям, которые не могут большим помочь своим попавшим в плен единоверцам. Кош собирает сходку, которая соглашается ограничиться указанным выкупом в 600 руб. Оставшиеся 77 евреев с женами и детьми (остальные очевидно погибли в трудных и непривычных условиях плена, а, может быть, кое-кто и спасся в индивидуальном порядке) передаются уже в польских пределах еврейским уполномоченным: Самуилу Марковичу, Марку Лазаревичу и Мошке Осиповичу, которые вносят эти 600 руб. и 40 аршин тонкого сукна в подарок кошевому. Они посылают из Умани также благодарственное письмо и подношение в 8 голов сахару. В этом письме уполномоченные среди разных комплиментов пишут: «да и впредь ясневельможность вашу всенижайше упрашиваем, если, по воле всемилосердного бога, еще под случай наш род в запорожское низовое войско попадется, не оставлять…» В свете дальнейших событий эта фраза получает особое значение. Весь этот эпизод, такой стильный и так легко укладывающийся в рамки привычных рассказов о Запорожье, был сообщен уже давно, еще в 1884 г., на страницах «Киевской Старины» неутомимым историком Новой сечи А. Скальковским[79]. Он, однако, не рассказал, потому ли, что это ему осталось неизвестным, либо не желая ломать представление о запорожцах, как о «извечных» и «принципиальных» врагах евреев[80], что этот эпизод был только началом весьма любопытных событий. Это осталось неизвестным и всем другим историкам Сечи.
Томясь в плену, ведя переговоры о своем выкупе, еврейские уполномоченные не теряют, однако, времени и решают использовать свое невольное пребывание на запретной территории с максимальной эффективностью. Они завязывают здесь связи, знакомятся с обстановкой и добиваются успеха, открывая этим еврейскому купечеству двери в Сечь. Тот самый казак, который привозил в кош цитированное выше благодарственное письмо, 8 голов сахару и сообщение о том, что он благополучно доставил пленных евреев, привозит с собой также официальное послание, подписанное тем же Самуилом Марковичем (уполномоченным пленных) и еще двумя евреями. Самый текст послания достаточно убедительно говорит за себя и не нуждается поэтому в комментариях. Евреи писали: «Да еще уведомились мы, что при запорожском войске, в Сечи Запорожской же и в прочих тамошних жительствах во владениях вашей вельможности купцам с навозом разных товаров, яко сукон, материи и протчего, также и горелки, довольно нет. А здесь ныне по воле божией благополучно. Для того вельможность вашу упрошуемо, з нашею покорностью повелеть нас в Сечь Запорожскую и во все тамошние места отсель горелку, з сукон и с прочих разных товарей и людей препровождать и тамо то продавать, ежели тако позволение от вельможности вашей сделаете [известите] своим писанием через своих нарочных казаков… Не оставить для опровождения дабы в пути обид следовать не могло. Также, когда и непозволение уведомить же с нарочными теми…» Послание было получено в кошевой канцелярии в самом начале 1772 г. (вероятно в конце февраля)
