Евреи в русской армии: 1827-1914 - [91]

. Брейда, как было указано в его судебном деле, не только подстрекал к забастовке, но и угрожал продолжавшим работу насилием и бил стекла в домах. Он также был одним из организаторов подпольного рабочего кружка^{717}. Цалько Левит, пришедший в Крынки на заработки из местечка Деречин, Слонимского уезда, занимался в 1897 г. сбором денег в рабочую кассу, иными словами, был одним из самых активных участников стачки^{718}. Левит — прототип профсоюзного лидера: он был не только ответственным за сбор денег в кассу взаимопомощи, но и представлял требования рабочих об увеличении зарплаты и сокращении рабочего дня на переговорах с владельцами фабрик.^{719} Брейда и Квит были направлены соответственно в 65-й пехотный Московский Его Величества и в 172-й пехотный Лидский полки под гласный надзор, Левит был также сослан в армию^{720}.

Евреев, участников рабочего движения 1898–1899 гг. ссылали в армию десятками. Так «поступили» на службу Мовша-Янкель Абрамович Эпштейн и Гирш-Янкель Мотелевич Шапирсон (Шапиро). Первый попал рядовым в 197-й пехотный Лифляндский полк в Двинске, второй — в 191-й пехотный резервный Драгичский полк, расквартированный в местечке Яблонка Варшавской губернии^{721}. Оба обладали значительным опытом революционной работы. В 1898–1899 гг. Эпштейн жил в Витебске, где работал литографом (весьма аристократическая профессия по меркам еврейской пролетарской среды) и занимался нелегальной деятельностью. Под кличкой «Альтер» Эпштейн состоял в Двинском еврейском социал-демократическом комитете, одном из наиболее эффективных организаторов еврейской политической борьбы. Двинск был знаменит забастовкой еврейских женщин — работниц спичечно-табачной фабрики, победивших в борьбе за экономические права^{722}. Позже, в 1903 г. на Пасху, в Двинске действовал отряд еврейской самообороны в 300 человек, защищавший еврейское население города от погромщиков^{723}. После подавления стачечного движения в Двинске Эпштейн перебрался в Ригу — финансовый центр Бунда, куда стекались основные средства, собранные в пользу еврейского движения^{724}. В 1901 г. Эпштейн сам создал в Риге Общество для пропаганды социал-демократических идей среди евреев-ремесленников и организовал с этой целью пять рабочих кружков — портных, Шапошников, сапожников, жестянщиков и литографов. Жестянщики составляли основу рабочего движения. Из руководства кружков Эпштейн создал Центральный Комитет еврейского социалдемократического рабочего движения в Риге, а при ЦК — кассу и библиотеку. Сходки происходили на квартире Эпштейна, и здесь к нему примкнул Шапиро. В его функции входила поддержка контактов между руководителями ЦК и мастеровыми, а также сбор денег для рабочей «кассы». Единственной реально работающей кассой была касса жестянщиков, которой вначале руководил некто Соломон, по донесениям полиции, бывавший за границей и отлично владевший русским языком (вполне возможно, что это был Яков Свердлов). Деньги хранились в государственной сберегательной кассе на подставное имя. Во время ареста в кассе оказалось 60 рублей (в Житомире в сезонное время жестянщик зарабатывал 1 рубль в неделю, денег кассы могло хватить на неделю шестидесяти забастовщикам). У Эпштейна была и своя методика ведения пропаганды. Каждый привлекаемый ремесленник сначала знакомился с легкой «жаргонной» литературой. Этот этап назывался «чтение». Затем, когда ремесленник достигал нужной степени развития, он поднимался на ступень «беседы» — знакомства с нелегальной литературой. Наконец, он становился представителем кружка и мог сам набирать учеников. Возможность перевода со ступени на ступень Эпштейн обсуждал на сходках с товарищами.

Эпштейна и Шапиро выдернули из самой гущи рабочего движения: оба были призваны в 1900 г. Прослужив несколько месяцев и узнав об аресте кассы, Эпштейн — под угрозой ареста и сурового наказания — пытался бежать. Побег не удался, Эпштейн был возвращен в полк, но через два года снова бежал — из военного госпиталя Николая Чудотворца в Петербурге, причем на этот раз ему удалось пересечь границу, где он, вероятно, присоединился к работе зарубежных организаций Бунда, особо отметивших его удачный побег^{725}. Шапиро осудили на два месяца одиночной камеры без поражения в правах и оставили в полку^{726}. Из дела, оконченного в 1902 г., не ясно, насколько активно Шапиро участвовал в дальнейших революционных событиях. Вместе с тем, поскольку Шапиро был наказан не за предыдущую подпольную работу и не за пропаганду среди солдат, мы можем предположить, что он, как и многие другие рабочие-активисты, считал военную среду не подходящей для ведения пропаганды.

В армии оказались не только непосредственные организаторы рабочих стачек; армией наказывали и рядовых пропагандистов, распространявших листовки. Так, например, Шлема Новомейский, девятнадцатилетний рабочий фабрики щеток в г. Вержблове, в течение трех лет вел агитацию и противоправительственную пропаганду среди рабочих Сувалкского и Ковельского фабричных районов^{727}. После ареста его направили в 80-й пехотный Кабардинский полк в г. Александровск, впоследствии ставший своеобразным центром агитации солдат и рабочих Кутаисской губернии