Евреи в блокадном Ленинграде и его пригородах - [49]
Для характеристики этого выдающегося ленинградского раввина я приведу выдержки из интервью его внука Рувима Брауде. (http://news.jeps.ru/lichnaya-istoriya/evrei-sssr-ravvin-leningrada-abram-lubanov.html)
«Еще тогда, когда Лубанов числился сторожем, он, по сути, исполнял роль неофициального раввина Ленинграда. То недолгое время, пока официальным раввином был Глускин, дед помогал ему. После смерти Глускина все, кому это было нужно, знали, что раввин в Ленинграде «как бы» есть.
Официальное назначение Лубанов получил лишь в 1942 году. Бабушка рассказывала: «Он не хотел, ох, как не хотел!». Но община буквально вынудила его, воззвав к чувству долга.
Выглядит странным, что официально назначенным раввином Лубанов стал в разгар блокады. Но известно, что в годы войны гонения на религию ослабли. Возможно, на этой волне власти и одобрили назначение «официального» раввина. В годы блокады, несмотря на лютый голод, семья Лубанова не ела некошерной пищи. У старшей дочери Лубанова Розы, работавшей на оборонном предприятии, был усиленный паек, включавший в себя мясные продукты. Бабушка ходила менять этот некошерный паек на крупу – и этой крупой кормила всю семью.
Моя мама умирала, у нее начался голодный понос. Спас ее Гедалья Печерский. Он принес бабушке мешочек риса и маленький стаканчик сладкого пасхального вина. Бабушка сварила рисовую кашу и стала скармливать ее маме по крупинкам, поить вином по глоточку. Это поставило маму на ноги.
Мина и мама вспоминали, что, когда проходили к себе в квартирку в Синагоге, то должны были обходить штабеля детских трупов. Маленькие девочки каждый день шагали мимо детских трупов, уже почти не замечая их…
В 1942 году раввин Лубанов был впервые арестован, но вскоре вышел из тюрьмы. Второй раз, уже надолго, он сел в 1948 году.
…О пребывании деда в тюрьме я знаю немного. Сам он, к сожалению, почти не рассказывал о себе – из-за своей редкостной, просто-таки патологической, скромности. Почти все, что я знаю, я слышал от своего покойного отца и от бабушки; очень мало – от него самого.
Дед в тюрьме не ел некошерного. Он объявил в Крестах голодовку и потребовал, чтобы членам его семьи разрешили передавать ему кошерную еду. И это разрешение было получено. Что тут сработало – непонятно. Солженицын и Шаламов пишут о необычайной стойкости и силе духа «религиозников». Иногда это вызывало уважение даже у надзирателей. А вот те, кто давали слабину и шли на компромисс, умирали первыми.
После суда деда отправили в Новочеркасскую тюрьму. В камере, помимо деда, отбывали срок два православных священника и один русский дипломат, арестованный в Тегеране. Священникам и деду перепадали посылки, дипломату не передавали ничего, т.к. его семья в течение двух лет не знала, где он.
Бабушка ездила из Ленинграда в Новочеркасск на трех поездах; путь с пересадками занимал четыре дня. В самом Новочеркасске приходилось ночевать на вокзале – жители города знали, что бабушка – еврейка из Ленинграда, жена репрессированного, и боялись сдавать ей комнату. Бабушка привозила еду, сухари…
Вот так дед тянул срок, перебиваясь бабушкиными передачами. Свою баланду он отдавал дипломату. Об этом мы, конечно, знаем не от деда, а от самого бывшего дипломата, который освободившись только в 57 году, приехал в Ленинград и разыскал деда. Встреча была более чем трогательной.
…Находясь в тюрьме, дед дошел до последней степени дистрофии, ведь питался он только тем, что разрешали передавать из дома. В камере собрался «совет». Священники сказали деду: «Абрам, ты должен это прекратить, ты не дотянешь до звонка». Потом один из них добавляет: «Послушай, мы тоже образованные люди, богословы, мы знаем вашу веру. В ваших книгах написано, что для спасения жизни можно преступить требования закона. А ты, если не начнешь есть тюремную еду, умрешь». На что дед ответил: «Я дотянул до сегодняшнего дня. Что будет завтра – посмотрим. Все в руках Божьих». Это было в начале 1953 года. Через несколько недель умирает Сталин. И еще через месяц-полтора дед подпадает под бериевскую амнистию, выходит из тюрьмы и возвращается в Ленинград».
Похоронили его на Преображенском еврейском кладбище с большими трудностями и то только после обращения американских евреев к руководству Ленинграда.
Совсем недавно музей Обороны и блокады Ленинграда предоставил синагоге материалы из архива ГУВД, пролившие свет на неизвестную часть истории семьи Лубанова. Выяснилось, что семью Лубанова собирались выслать из Ленинграда. Но потом это решение было отменено на том основании, что сын раввина погиб смертью храбрых на фронте. Ни о планах городских властей, ни об их отмене семья не имела ни малейшего понятия.
Зимой 1941—1942 гг. умерших евреев города доставляли во двор синагоги, где они лежали штабелями, между которыми по снегу была протоптана тропинка от ворот до входа в здание. В качестве морга использовались вестибюль и подвал здания. Раз в месяц трупы вывозили в братскую могилу на Еврейском Преображенском кладбище. На этой могиле сейчас установлен памятник. Надпись на памятнике написана в советском стиле и не совсем соответствует характеру захоронения. Ведь он стоит там, где захоронены в основном евреи, погибшие во время блокады от голода и лишений. Об этом и следовало бы написать на памятнике. В какой-то степени это было исправлено в 2014 году, когда отмечалось 70 лет со дня полного снятия блокады. Тогда на Пискарёвском кладбище была установлена памятная плита, посвящённая погибшим в блокаде евреям.
