Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма - [63]

Бенито Хуарес, чистокровный коренной мексиканец, пять раз занимавший пост президента Мексики (1858—1872)[219]

Разительный контраст в развитии между протестантской Шотландией после Реформации и католической Ирландией, о котором мы говорили в главе 5, повторился в Западном полушарии, только в гораздо больших масштабах. Прежде всего это относится к различиям между иберо-католической Латинской Америкой и англо-протестантскими США (и, можно добавить, англоговорящей Канадой). Тоже самое расхождение повторилось в меньших масштабах внутри самой Канады: между англопротестантскими провинциями и католическим Квебеком.

Бывшие испанские и португальские колонии, у которых было целое столетие форы и население которых было в полтора раза больше, чем население будущих США и Канады вместе взятых, сегодня примерно на полвека отстают от этих стран в том, что касается зрелости и стабильности их политических институтов, экономического благополучия и социальной справедливости. Лишь в последние годы в Латинской Америке стали преобладать демократически избранные правительства, причем некоторые демократические эксперименты были прерваны. Уровень жизни составляет примерно одну десятую достигнутого в США и Канаде. По критериям развитых демократий распределение земли, доходов, богатства и возможностей в высшей степени несправедливо.

Венесуэльский писатель Карлос Ранхель свое время навлек на себя гнев латиноамериканских интеллектуалов и политического истеблишмента за свою книгу, опубликованную в середине 70-х гг. XX в., в которой утверждал, что ответственность за тяжелое положение Латинской Америки лежит на латиноамериканцах и их иберо-католическом культурном наследстве. Он отмечал: «Еще в 1700 г. испанская империя в Америке продолжала производить впечатление несравненно более богатой (что было правдой!), гораздо более могущественной и потенциально более успешной, чем британские колонии в Северной Америке»[220].

Чем можно объяснить эту поразительную историческую перемену?

Возможно, сравнивать Латинскую Америку с таким исключительно динамичным и успешным обществом, как США, не вполне честно. Однако столь же поразительный контраст был обнаружен в исследовании, посвященном сравнению экономического развития Латинской Америки и Скандинавии на протяжении ста лет. Это исследование было проведено Межамериканским банком развития и озаглавлено «Расходящиеся пути»[221]. В нем почти не упоминается культура, а расхождение путей развития рассматривается как политический и институциональный по своей сущности феномен. Но если выбрать любой набор политических или институциональных аспектов и в связи с ним задаться вопросом, почему скандинавы избрали правильную дорогу, в то время как латиноамериканцы избрали ошибочную, ответ неизбежно будет тяготеть к указанию на фундаментальные культурные различия. Не будем забывать, что, как уже отмечалось в главе 2, три скандинавские страны — Дания, Норвегия и Швеция — наряду с Финляндией и Исландией являются мировыми чемпионами прогресса.

Природные ресурсы? Климат? Зависимость?

Итак, корни разнонаправленной эволюции США и Канады, с одной стороны, и Латинской Америки — с другой, уходят в глубину веков. Могут ли они быть объяснены тем, что страны в разной степени наделены природными ресурсами? По счастливому стечению обстоятельств США и Канаде достались большие площади пригодной для обработки земли, но то же самое можно сказать об Аргентине и Бразилии, которые, кстати, сегодня входят в число крупнейших мировых экспортеров соевых бобов. Нет и никакого явного преимущества в минеральных ресурсах. Канада и США выигрывают в обеспеченности судоходными водными путями, особенно благодаря системе Великих озер, а территория Мексики, центральноамериканских и андских стран более сильно изрезана горными хребтами.

В целом Канада и США, возможно, и наделены природными ресурсами несколько более щедро, но и Латинская Америка весьма богата ими. Даже если бы богатые природные ресурсы были необходимым условием быстрого развития — предположение, которое опровергается наличием успешных стран, бедных природными ресурсами, таких как Япония, Тайвань, Южная Корея, Швейцария и Израиль, — различия между Севером и Югом Западного полушария по этому параметру недостаточны, чтобы объяснить существующий разрыв. И этот разрыв, в конце концов, проявляется не только в экономическом развитии. Он примерно столь же велик и в том, что касается демократических институтов и социальной справедливости. Но, как демонстрирует пример Коста-Рики, стране не обязательно быть богатой, чтобы быть демократической[222]. Алексис де Токвиль приходит к справедливому выводу: «Природные условия не так сильно влияют на судьбы народов, как полагают некоторые»[223].

Надо также рассмотреть и климат. В начале XX в. Эллсуорт Хантингтон, подобно Монтескье за два столетия до него[224], утверждал, что различия в человеческом прогрессе в основном объясняются разницей между умеренными и тропическими климатическими зонами[225]. Прежние обитатели умеренных зон были вынуждены более напряженно работать в течение более короткого вегетационного периода, чтобы сделать запасы на зиму. Они пользовались преимуществами климата, побуждающего к активности и к энергичным действиям. У них должно было быть крепкое жилье, а для защиты от холода нужно было находить и запасать топливо. Все это приводило к тому, что труд и сбережения дополнительно вознаграждались; кроме того, эти условия поощряли сотрудничество между людьми.