Евпатий Коловрат. Последний герой Древней Руси - [10]

.

Подробный анализ текста «Повести» позволил Б. М. Клоссу установить и те исторические источники, которыми пользовался автор при создании своего произведения:

Московский летописный свод 1479 года;

Новгородская IV летопись;

Статья «Царие царствующие»;

Родословие Никольских попов;

Рязанские источники (легенды)[26];

Синодик рязанских князей.

Но главное, ученый смог сделать обоснованное предположение о том, кто является автором замечательного произведения русской литературы: «В конце родословного перечня Никольских попов читается загадочная фраза: “Се написа Еустафей вторый, Еустафьев сын Корсунскаго, на паметь последнему роду своему ”. Этому Евстафию приписывают иногда авторство в отношении всей Повести о Николе Заразском или только первой ее части. Но Повесть, судя по источникам, языку и содержащимся в ней хронологическим приметам, написана в 1560 г. и никакого более раннего протографа не имела. Единственное, что можно было бы признать авторским вкладом второго Евстафия, — это вписание в Синодик имен своих родителей с кратким упоминанием об истории перенесения иконы. Подлинным же автором Повести о Николе Заразском являлся священник Никольского храма, работавший в 1560 г. Поскольку составление такого произведения никак не могло обойтись без участия главы клира, то решаемся приписать авторство Повести самому протопопу церкви Николы Заразского Ивану Вислоуху, учитывая еще и то обстоятельство, что его именем заканчивалась роспись “Рода поповского Николы чудотворца Заразского”»[27].

Результаты исследования Б. М. Клосса очень важны для темы нашей книги. Источник наших сведений о Евпатии Коловрате значительно расширяется с одного эпизода до целого произведения. Установление точной датировки создания памятника также говорит о многом. Считается, что чем ближе источник по времени создания ко времени описываемых в нем событий, тем выше достоверность сообщаемых им сведений. Однако это далеко не всегда так. Как уже говорилось выше, в истории России были периоды утраты исторического знания и периоды его восстановления. Произведения, созданные в последние, порой содержат куда больше информации, чем те немногие, что родились в эпоху забвения. Оказывает влияние и процесс накопления и распространения исторического знания. Эти процессы хорошо заметны на примере последующих эпох — историки начала XIX века лучше знали о прошлом Руси, чем современники Петра Великого, а уровень знаний о прошлом, достигнутый к началу XX столетия превосходил и уровень карамзинистов, и уровень исторической науки советского времени.

Автор «Повести о Николе Заразском» протоиерей Иван Вислоух проделал огромную работу, которую в наши дни назвали бы научной. Он собрал сведения из нескольких источников и мастерски вписал сохранившуюся в семье Заразских священников историю перенесения иконы святителя Николая в общий контекст русской истории. При этом сам сюжет произведения не является заимствованным. Он оригинален и не встречается более нигде, что позволяет сделать предположение о его достоверности.

Может возникнуть вопрос: а не являются ли персонажи «Повести», не упоминаемые в других источниках, литературными героями, то есть плодом вымысла автора? Здесь можно сослаться на авторитетное мнение Д. С. Лихачева: «Типизированных, обобщенно-вымышленных героев с вымышленными именами древняя русская литература не знает. Художественное обобщение в ней всегда опиралось на конкретные исторические имена, подавалось через описание исторических событий, — безразлично, современных или отодвинутых в далекое прошлое. Даже жития русских святых по преимуществу историчны. Фантастика, чудеса вводятся в древнерусские произведения только под знаком чего-то исторически верного, реально случившегося»[28].

Если применить этот тезис к «Повести о Николе Заразском», то мы увидим, что ее сюжет не претерпел бы существенных изменений, если бы автор использовал только достоверно существовавших лиц. Тогда бы икону встретил не Федор Юрьевич, а его отец — князь Юрий Ингваревич, упоминаемая в Ипатьевской летописи его супруга могла бы занять место Евпраксии, а эпизод с Евпатием и вовсе можно было бы пропустить. И чтобы изменилось? Да почти ничего. С точки зрения реализации идеи «прославления местных святых» было бы даже лучше. Но именно глубокий религиозный настрой автора и не позволял ему прибегать к фантазии. Безусловно, он мог домысливать отдельные сюжетные линии или приукрашивать (и с событийной, и с литературной точек зрения) отдельные эпизоды, однако вводить в сюжет персонажей вымышленных, но схожих с реальными не имел ни желания, ни потребности.

Если принять версию Б. М. Клосса о времени происхождения и литературной целостности «Повести о Николе Заразском», то можно попробовать ответить на вопрос — зачем автор вставил эпизод с Евпатием в свое произведение? Композиционно эта история разрывает на части рассказ о доблести и славе рязанских князей. Упомянув приход Батыя, автор в возвышенном тоне описывает мужественное решение рязанских князей не покоряться агрессору, их удаль в безнадежном бою и твердую решимость умереть, но не покориться. Логично было бы после описания их героической гибели поместить плач князя Ингваря Ингоревича о своих родственниках и описание их погребения. Но этот гармонически сложенный рассказ о князьях разорван на две части историей Евпатия Неистового. В чем ее смысл? О доблестной защите княжества, о героизме русских людей уже рассказано. О хане Батые — тоже. Бой Евпатия с многочисленными полками описан менее подробно, чем битва рязанских князей.