Эворон - [15]

— Доченька, как до города добраться? — окликнула ее в домике старушка с котомкой.

— Города? Нету здесь города, бабушка!

— Эворон-то…

— Был бы это город! Вы к кому приехали, бабуся?

— А вот, погляди, на бумажке адрес начертан.

Таня поглядела.

— В управление вам надо. Посидите, погляжу на улице попутчиков…

На улице укладывал в сани мешки и посылки Толька Бобриков — попросили подменить заболевшего почтового работника.

— Ага, ты еще здесь! Подожди, пассажир один для тебя нашелся.

— Какого пола? — спросил Толька.

— Успокойся, женского…

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Горошек провалялся в общежитии десять дней.

Потом пришла медсестра и повязку с ноги сняли. Прихрамывая, он выбрался из общежития и заковылял по поселку на свою строительную площадку.

Фундамент здесь уже был готов, бригада закончила проходные каналы, оборудовала подвал — завершила так называемый нулевой цикл, закладку дома до первого этажа. Впрочем, когда произносилось это слово — «дом», все принимали его не слишком всерьез. Не верилось, что ежедневная, в общем-то простая работа — таскание кирпичей, песка, гравия, трамбовка, кладка перегородок в подвале — и есть сооружение самого настоящего здания, где будут жить люди. Дома пока еще не было видно.

Настроение резко изменилось накануне возвращения Горошка. После того как Степан Дмитриевич Бузулук натянул на колышках бечеву вдоль фундамента, взял первый силикатный кирпич и уложил его на дымящуюся лепешку раствора.

— Класть строго по бечевке, просветы — как я учил, углы буду делать сам. Начинай, — скомандовал он.

Сережа, за ним Бельды, Греков, Бобриков, Русаков и другие каменщики, посмеиваясь, начали повторять действия Бузулука. Ряд за рядом, строчка за строчкой пепельный кирпич ложился на свое место, и к обеду Юра Греков вдруг заметил:

— Братцы, глядите, что делается — мне уже по грудь!

Они отошли в сторонку и как бы впервые увидели: стена, ровная, настоящая, почти чужая, уверенно поднялась почти на метр вдоль всей площадки! Недоверчиво переглянулись. Знакомый, изученный до мелочей за прошедшие недели пейзаж — присыпанные снегом сосновые стволы и сучья, горки кирпичей, ажурный кран — казался в соседстве с новой невысокой стеной совсем иным, непривычным. Стена была чужой, снова подумал Греков, но тут же взгляд его выхватил в третьем ряду выщербленный кирпич, который он хотел выбросить, но Бузулук остановил: «Крепкий кирпич, садовая голова, я тебе выброшу! Потом бетоном заровняешь…» Увидел этот кирпич — и обрадовался, стена стала «своей».

На следующий день она поднялась выше человеческого роста, бригада начала сколачивать первые леса. Смутное раньше недоверие сменилось сперва растерянностью, потом общей озабоченностью — в общежитии, на перерывах, только и говорили, что о своем доме. Теперь уже Степан Дмитриевич тайком посмеивался, глядя на «молодежь», — этот взрыв серьезности ему был хорошо известен, не одну бригаду вот так нянчил…

Разглядев Горошка, ребята замахали ему ушанками и рукавицами сверху, со своего второго этажа:

— Привет травматику!

Из четырехугольной дыры подъезда выскочил Неверов — курносый нос и выпуклые щеки пылают от мороза. Словно гладко выбритый Дед Мороз! Комбинезон чуть не вдвое шире Сережи. Горошек улыбнулся — не похож Сергей Павлович на работягу!

— А? — похлопал Сергей по кладке. — Получилось? То-то. Выпустили тебя на волю?

— Выпустили, — кивнул Горошек. — Куда мне сейчас?

— Сходи для начала в управление, получи премию, — ответил подошедший Бузулук. — А потом я тебя определю.

— Ладно.

Кассирша в бухгалтерии порылась в ведомостях, однако фамилии Горохова не нашла. Ну да, бригада уже получила, а вот вас нет здесь, молодой человек.

В обеденный перерыв Бузулук с Неверовым спустились в управление.

— Ходите, выясняете! — недовольно сказала кассирша. — Я же вашему товарищу русским языком… Как, еще раз, его фамилия? Нет, не причитается… И про травму ничего не знаю. Мне дают список — я и выплачиваю.

— Зайдем к начальнику? — предложил Неверов прорабу.

— Пустое дело. Не поможет.

— Как не поможет?

— А вот так! Молодой ты еще, а я Соболева знаю…

— Что ж вы раньше молчали? — удивился Сергей.

— Молчи, говори… Устал я этим заниматься. Вот сдадим дом — и хватит! Мне знаешь — сколько лет?

— Н-не знаю. Лет пятьдесят, а что?

— Шестьдесят шесть. Понял?

— Нет. Вы толком объясните, Степан Дмитриевич…

— Дай-ка сигарету. Я почему сюда приехал? Два года, думаю, поработаю — пенсию человеческую себе обеспечу… Весной сравняется два года. И тогда привет! Тогда я плевал на этого, — и он кивнул в сторону обитой стеганым дерматином двери. — А сейчас не могу, считай меня старым дураком…

— Ладно, Степан Дмитриевич, успокойся… Мне, во всяком случае, до пенсии далеко!

Соболев, оторвавшись от бумаг, оглядел вошедшего.

— Я сегодня не принимаю, объявление на дверях висит.

— Знаю, Дмитрий Илларионович, — Сережа сдернул ушанку. — Но чепуха у нас получилась с Гороховым…

— С каким Гороховым? Что за чепуха? Объясни, если уж вошел.

— Который ногу повредил. Каменщик из нашей бригады. Помните? Вы при этом еще были, с белыми волосами такой…