Эволюция - [39]

Это привело — уже после войны, к немалому срачу в наших военно-технических кругах: стоит ли вкладываться в производство противотанковых ружей? Решили, что не стоит — в разработке была ротная, двадцати трёх- миллиметровая автоматическая зенитно-противотанковая пушка. А на более низком уровне — стрелковое отделение-взвод, пехотинцам решено было дать более совершенные гранатомёты и противотанковые гранаты…

— Бомбили? — спрашиваю, — …Часто?

— Да, считай от начала и до самого конца! Постоянно над нами висели — даже, когда «Ястребки» на старый аэродром в Кобрине прилетели.

Проблема в этой войне была в коммуникациях: железную дорогу, ещё во время немецкого наступления зимой-весной восемнадцатого (после сорванных переговоров в том же Бресте), мы же — сами, практически, уничтожили до самого Смоленска… С перепуга. Всё казалось нашим вождям, что немцы на Москву пойдут!

И, до сих пор наше политическое руководство в мандраж впадает от словосочетания: «НЕМЦЫ ИДУТ НА МОСКВУ!!!» Никакого там, вам: «На чужой территории — малой кровью, могучим ударом…». Тем более, нет никакой надежды на «мировою революцию» и «братский» пролетариат буржуазных стран, который — с какого-то там перепуга, поднимет восстание в глубоком тылу врага. Как говорил товарищ Сталин на первом же послевоенном Съезде ВКП(б): «Надеяться надо только на самих себя. Опираться — только на собственные силы!»

И, ещё он сказал как-то: «Если исходить из опыта прошедшей войны, европейский пролетариат способен поднять восстание против своих угнетателей, только хорошенько умывшись собственной кровью…»

В чём я вижу свою — НЕСОМНЕНУЮ (!!!) заслугу! Только за это, мне все грехи спишутся… Я надеюсь!

…Поэтому, наши истребители — первое время, ничем особенно то, помочь защитникам Бреста не могли — топлива не хватало. Наоборот: их, «ястребков» — «красных соколов» наших, «поляки» там очень сильно «пощипали»! Аж, «пёрышки» по всей округе летали. Зато потом — когда более-менее наладили снабжение по воздуху и пришли первые автоколонны…

— …Да, ерунда всё это! Все эти их «бомбардировки»…,- пренебрежительно махнул рукой рассказчик, — наши «Шилки» не давали им бомбить с малых высот — а с большой высоты, они попадали то в реку, то в сам мост. Что было нам на руку!

Сразу же — без перехода, рассказчик враз посерьёзнел и, по-моему побледнел даже:

— Вот, когда на четвёртый день поляки тяжёлую артиллерию подтянули…

Да! Полякам досталась приличная часть германской и австрийской артиллерии после Версаля и, к ней — безработные артиллеристы Центральных Держав. Стрелять они умели!

— …Хотя, танки каждую ночь тягачами перетаскивали на новое место — для маскировки¸ всё равно наш танк — уже, к концу четвёртого дня, у моста одним-единственным остался.

— «Железнодорожникам» же, вроде — больше вашего досталось? — перебил я Ваню.

Железнодорожный ремонтный батальон и все бронепоезда, оборонявшие железнодорожные мосты — как и, многие другие части и подразделения, после той артподготовки перестали существовать как боевые единицы и, последующая атака польской пехоты и танков была отбита исключительно контратакой «пожарной команды».

— Да… Оттуда, даже раненых — ни одного не было…

Ваня, несколько минут помолчал, видимо решая, стоит говорить то, про что собирался:

— На пятый день, прямо с утра — у нас башню «снесло»… Вместе с «половинкой» командира… Вместе с его верхней половинкой… Я в это время на боевом полике сидел — у пустой боеукладки… Пулемётную ленту снаряжал. Так, прям — на меня его ноги и упали. Вместе с кишками и, тем — что в них… Крови было… А, меня — всего лишь легко контузило… Вот же, а?!

Ваня опустил голову…

— Да, война…,- вздохнул я, — она ещё и, не так изгаляется над человеческим телом…

Надеюсь, тот Ваня — Лузер, был всё же убит пулемётной очередью истребителя — как мне снится, а не сгорел заживо в своём фанерном бомбардировщике…

— …К вечеру, нас у моста осталось очень мало, а я — был единственным оставшимся в живых командиром. Единственным из младшего начальствующего состава…,- скромно уточнил Иван, — а, других командиров — из офицеров, вообще никого в живых уже не было! Я принял командование на себя — больше было некому…

— …Прислали ещё пару десятков дезертиров — уже приговорённых к расстрелу. Пообещали им, что приговор отменят — если, в этот раз не побегут. Ну, а мне лично: приказ, что расстреляют — если, поляки прорвутся. Я отвечаю, типа: «Если поляки прорвутся — они это сделают раньше вас…»

— …Среди дезертиров один толковый попался — ещё, из унтеров царской армии. Мы, за ночь выкопали новые окопы за разрушенными зданиями и складками местности, так — чтоб, с той стороны они наши огневые точки не видели. С утра шестого дня поляки пошли в атаку через мост и, мы в упор убивали тех — кто перебегал мост или переправлялся под мостом. У нас ещё оставалась одна «Нона», два «Василька» два станковых «Максима» и много-много ручников…

музыкальных интервалов у нас обозначали пехотные орудия: в данном случае — самое распространённое восьмидесяти- семи миллиметровое, а названиями цветов — миномёты. «Василёк», это миномёт того же калибра — что и, «Нона». Последняя, кстати, может стрелять его минами…