Эволюция - [2]

— Простите меня, но ваши имена звучат довольно странно, — сказала Бекс, глядя на них.

Джоан пожала плечами.

— Юзеб — это имя из языка народности сан, или же его англоязычная версия; по-настоящему оно весьма труднопроизносимо. Моя семья имеет глубокие африканские корни, очень глубокие корни.

— А у меня, — сказала Алиса, — отец был американец, а мать исландка. Военный роман. Это долгая история.

— Мы живём в перемешавшемся мире, — заметила Джоан, — Люди всегда были видом-бродягой. Имена и гены разбросаны повсюду.

Бекс посмотрела на Алису, нахмурившись.

— Думаю, мне известно ваше имя. Шимпанзе?

Алиса кивнула.

— Я взяла на себя часть работы Джейн Гудолл.

— Алиса — одна из длинной цепочки видных женщин-приматологов, — сказала Джоан, — Я всегда задавалась вопросом о том, почему женщины добиваются в этой области такого успеха?

Алиса улыбнулась.

— Может быть, это лишь стереотип, Джоан? Ну, в общем, поведенческие исследования приматов в дикой природе занимают — точнее, занимали — десятилетия наблюдений, потому что именно столько времени нужно было самим животным, чтобы прожить свою жизнь. Поэтому от тебя требуются терпение и способность вести наблюдения, не вмешиваясь. Возможно, это женские особенности. Или просто лучший способ уйти ото всех обычных мужских иерархий в академической среде. Лес гораздо цивилизованнее.

— Тем не менее, — заметила Джоан, — это устоявшаяся традиция. Гудолл, Бируте Галдикас, Дайан Фосси…

— Я последняя из вымирающего вида.

— Как и ваши шимпанзе, — неожиданно жестоко произнесла Бекс. Она улыбалась, наслаждаясь их молчанием. — Сейчас они все исчезли в лесах, верно? Стёрты с лица Земли изменениями климата.

Алиса покачала головой.

— По правде, не этим. Торговлей мясом дичи.

Она вкратце рассказала Бекс, как в последний раз работала в Камеруне, когда лесорубы прокладывали просеку сквозь девственный влажный тропический лес, а по их следам шли охотники.

— А разве это не было незаконно? — спросила Бекс. — Я думала, что все эти старые виды находятся под охраной.

— Конечно, это было незаконно. Но дичь — те же деньги. О, местные всегда добывали обезьян. Горилла — это престижное мясо; если к вам приехал тесть, вы не подадите ему курицу. Но когда пришли европейские лесорубы, всё стало намного хуже. Дичь фактически оказалась модной едой.

Теория чёрной дыры вымирания, подумала Джоан: вся жизнь, всё в конечном счёте исчезает в чёрных дырах в середине человеческих лиц. Но что потом? Продолжим ли мы подгрызать великое древо жизни, пока не останется ничего, кроме нас и сине-зелёных водорослей?

— Но ведь, — резонно заметила Бекс, — в зоопарках всё ещё есть шимпанзе и гориллы, верно?

— Есть, да не все виды, — сказала Алиса. — Даже популяции, которые мы сохранили, такие, как обыкновенный шимпанзе, не очень хорошо размножаются в неволе. Они слишком умны для этого. Посмотрите: шимпанзе — это наши самые близкие ныне живущие родственники. В дикой природе они жили семьями. Они использовали инструменты. Они устраивали войны. Канзи, самка шимпанзе, которая немного знала язык жестов, принадлежала к виду карликовых шимпанзе, бонобо. Ты когда-нибудь о ней слышала? А сейчас бонобо вымерли. Вы-мер-ли. Это означает — исчезли навсегда. Как мы можем понимать самих себя, если совершенно не смогли понять их?

Бекс слушала вежливо, но выглядела отстранённо. Она выросла на таких серьёзных лекциях, подумала Джоан. Возможно, что это всё мало что, или даже вовсе ничего не означало для неё — отголоски мира, который исчез до того, как она вообще родилась.

Алиса умолкла, на её лице проявились старые печали. А тем временем самолёт продолжал ползти по дымному небу.

Чтобы снять некоторую напряжённость (ей не хотелось читать девочке лекции лишь для того, чтобы отвлечь её), Джоан сменила тему разговора.

— Алиса изучает существ, которые живут сегодня. А я изучаю существ из прошлого.

Похоже, что Бекс заинтересовалась, и Джоан, отвечая на её вопросы, рассказала ей, как последовала примеру собственной матери, и о своей работе, главным образом во внутренних пустынных областях Кении.

— От людей остаётся мало окаменелостей, Бекс. Мне потребовалось много лет, чтобы научиться их находить — крошечные обломки на фоне почвы. Это суровые места для работы, сухие, словно кость; места, где все кустарники вооружены колючками, чтобы помешать тебе украсть их воду. А после экспедиции ты возвращаешься в лабораторию и сидишь там следующие несколько лет, анализируя фрагменты и пытаясь узнать побольше о том, как жил этот гом, мёртвый уже миллион лет, как он умер, кем он был.

— Гом?

— Простите. Гоминид. Словечко с полевых работ. Гоминид — это любое существо, которое стоит ближе к Homo sap., чем шимпанзе: разные «питеки», Homo erectus, неандерталец.

— И все они — из обломков костей.

— Все из костей, верно. Знаешь, даже за пару столетий работы мы раскопали не более двух тысяч индивидуумов из нашей предыстории: две тысячи человек, и это всё, ото всех тех миллиардов, которые скрылись во тьме до нас. И из этой горстки костей мы должны попытаться вывести всю запутанную историю человечества и предшествовавших ему видов — весь путь, начиная с того, что случилось с нашей родословной линией после кометы, убившей динозавров.