Евангелие зимы - [64]

Шрифт
Интервал

– Ты меня пугаешь. Не кричи на меня. – Она стояла за барной стойкой, но говорила с все возрастающей яростью. – Ты только послушай себя. Посмотри на себя. Ты ведешь себя как псих.

– Я не псих, – сказал я.

– Тебе придется уйти. Ты сделал мне больно и напугал до полусмерти. Это не Эйден, которого я знаю. Убирайся из моего дома сейчас же.

Я опустил глаза, по-прежнему опираясь на барный стул. Я не мог говорить и схватился за стойку, не в силах подобрать нужных слов, не зная этого языка.

– Иди, – повторила Джози. – Уходи.

Она не вышла из-за стойки, пока я надевал куртку и выходил с черного хода. По дороге домой я убеждал себя, что испугался не меньше ее, но поверить в это у меня не получалось. Я рисковал потерять все, чего добился. Мне нужно контролировать себя. Я пытался придумать план, чтобы осуществлять этот контроль и не терять голову, как рядом с Джози. Я хотел жить нормальной жизнью, но у меня ничего не получалось и не могло получиться, и всю дорогу домой я думал о Марке, гадая, что такого он прочитал в моем лице на крыше Кулиджа, когда пытался со мной поговорить. Кого он там увидел?

Ночью, когда я пытался заснуть, в ушах раздавались два разных голоса, и я почти решил, что в комнате есть кто-то еще, словно два мозга боролись друг с другом. Один велел позвонить Марку, а другой выкрикивал хорошо знакомые приказы заткнуться и помалкивать. Я испугался мысли, что в комнате действительно кто-то есть, и меня охватило нестерпимое желание включить свет и проверить. Он мог сидеть в кресле, или на корточках у кровати, или терпеливо стоять в шкафу, дожидаясь, пока я открою дверцу, чтобы он мог выкрикнуть: «Ага, попался, маленький гаденыш! Ты не сможешь прятаться вечно!» С бьющимся сердцем я включил лампу и огляделся. Поднявшись с постели, я подошел к шкафу и краем глаза заметил в окне бледного, испуганного мальчишку. Я вскрикнул. В тусклом свете я не мог разобрать лица, но это было мое отражение, с напряженными, согнутыми руками, готовое к драке. Я долго смотрел, как поднимается и опускается призрачная обнаженная грудь, пока я пытался отдышаться.

Я присел на кровать, подобрав под себя ноги, и прислонился к стене, дрожа и что-то еле слышно бормоча. От шока сон прошел – я будто кубарем летел куда-то и не знал, где упаду. Неужели я хотел стать таким? Я возненавидел себя и за то, что так жестоко поступил с Марком. Он был моим другом. Я знал, чего он хочет: чтобы его выслушали. Чтобы я увидел его таким, какой он есть. Чтобы я узнал, что он чувствует. Я тоже этого хочу, понял я. Разве не все мы этого хотим, разве не каждый заслуживает честных отношений?

В добавление к прежним причинам ненавидеть отца Грега у меня появилась еще одна. Джози была права: он не только манипулировал нами и растлил как подростков, он искалечил в нас мужчин, которыми мы станем, наше будущее как друзей и любовников. Он не присутствовал здесь физически, но таинственным образом, безмолвно и невидимо по-прежнему был рядом и требовал нераздельной преданности к себе. Он создал религию с единственной заповедью: бойтесь меня, если не можете в меня верить.

Глава 14

Собираясь утром в школу, я нервничал до тошноты, не представляя, как выдержать дальше, но, выглянув в кухонное окно, перед вторым гаражом увидел маленький автомобиль Елены. Во мне проснулась надежда. Я понятия не имел, давно ли Елена приехала, но догадался, что она явилась за вещами. Свет из ее квартирки пронзал безрадостные утренние сумерки, а силуэт Елены то появлялся в окне, то исчезал, пока я шел по каменной дорожке. Багажник был открыт, и я остановился у машины, чтобы подождать Елену.

Она спустилась через несколько секунд с охапкой одежды в руках и большой спортивной сумкой. При виде меня она остановилась и улыбнулась:

– M’ijo!

Мы неловко обнялись, потом она указала на машину, и я помог ей побросать одежду на заднее сиденье.

Я поднялся за Еленой в ее квартиру и помог укладывать фотографии и книги в коробку.

– Как они? – спросил я, держа фотографию Кандидо и Терезы. На снимке Тереза смеялась, но я помнил бешенство в ее глазах во время нашей последней встречи.

– О, просто счастливы. Тере теперь каждый день после школы остается со мной дома. Сегодня она готовит ужин для всей семьи.

– Тебе придется искать новую работу?

– И скоро. – Она передала мне свою Библию, чтобы я положил ее в коробку. Я некоторое время смотрел на книгу.

– Прости, – сказал я.

– Ну, что ни делается, все к лучшему, верно?

Она стояла по другую сторону кровати. Я хотел ее обнять, но она держалась от меня на расстоянии и поглядывала в окно на дом.

– Эй, – тихо сказал я, – поговорить же мы можем. Что она теперь-то сделает?

Елена вздохнула, удерживая слезы.

– Мне скоро ехать. Мне тяжело видеть тебя, m’ijo. Мне тоже очень жаль. Мне будет тебя не хватать.

Я обошел кровать, и Елена обняла меня, затем отодвинула на расстояние вытянутой руки и подошла к шкафчику собрать оставшиеся туалетные принадлежности.

– Но у тебя в жизни происходит много нового, правда?

– Да, многое меняется, – согласился я, снимая распятие со стены над кроватью. – Я чувствую себя почти что другим человеком.


Рекомендуем почитать
Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.